Пыталась. Пять или шесть собеседований, оценивающие взгляды и намеки на отсутствие опыта и усилия, которые мне следует приложить, чтобы заполучить желаемую должность. И в конечном итоге – понимание простого факта, что вся моя карьера будет двигаться сугубо в постельно-горизонтальной плоскости, единственно, что утешает, так это некоторая иллюзия приличий. Дескать, работаю… деньги получаю…

Предложение Папика показалось более честным.

– А любовь? Вот вы не боялись полюбить? – Это уже Татьяна, задумчиво-мечтательна, ни следа былого равнодушия, улыбка, легкий румянец и слабый блеск в глазах.

И вопрос поставлен верно. Боялась. И до сих пор боюсь. Любви, свободы, дороги, уходящей в небо, и той границы, которую не вышло пересечь. Утерянный рай кокаиновым светом порой возвращается в снах, и я бегу, убегаю, спасаюсь…

Любовь – оправдание для подлости и поводок-удавка, с помощью которого один человек диктует другому правила жизни. По мне уж лучше договор.

– И за что же все-таки платят содержанкам? – Мария почти сняла кольцо, вертит, скрывая нервозность, того и гляди обронит.

– Платят? За престиж, за статус, за право плюнуть на общественную мораль. За сопровождение, послушание, отсутствие капризов и истерик. Иногда можно, но нужно чувствовать момент.

Папик говорил, что я умела чувствовать и молчать, когда нужна тишина. Разговаривать, когда ему хотелось разговора. Не быть назойливой и не быть серой. Золотая середина, извечная в своем непостоянстве.

– Ну и много заработать удалось? – Мария, откинувшись на спинку кресла, рассматривала меня со странной смесью непонимания и презрения.

– Мне хватило.

А еще семье. Маме, Таньке, ее супругу, моему племяннику. Да и себя я не обделяла, и денег скопить удалось, немного, но на первое время хватит, а там… будет видно.

Разговор этот сильно задел меня, поднятая со дна памяти муть окутала плотным коконом. Оставаться в комнате я просто не могла, спускаться в общий зал не имела желания, поэтому и вышла на балкон. Он огибал дом по периметру, но при этом располагался как бы на нескольких уровнях, наподобие витой лестницы, ровные участки соединялись между собой небольшими, ступеней в пять-десять, лестницами. В результате получался весьма любопытный эффект: через балкон можно было подняться с первого этажа на второй или даже третий. Честно говоря, я не собиралась ни подыматься, ни спускаться, просто хотелось постоять в надежде на покой.

Воздух теплый, пахнет летом, странная такая смесь ароматов, тяжеловатая, густая, успокаивающая… небо чистое, ясное, с полукругом белой луны и россыпью звезд. Я села прямо на пол и, прислонившись к стене, наслаждалась одиночеством. Слушать, сортировать звуки, отделяя нежный шелест листвы от стрекота кузнечиков, звук чьих-то шагов по ту сторону стены от скрипа открываемого окна… и речи.

– Да… да я тебя понимаю, но… Толенька, послушай, все еще может измениться, в конце концов…

Я не сразу узнала голос, уж больно нехарактерен был этот просящий тон, холод стали куда привычнее выверенно-жесткому образу Марии.

– Нет, Толенька, ты прости, пожалуйста, я… я больше никогда… сколько? А если не даст? Нет, нет, я постараюсь, но ситуация… и журнал.

Я сидела, затаив дыхание.

– Я… я пообещаю закрыть… а как же моя репутация? Нет, Толенька, ты… ты не говори так, пойми, для меня это важно… нет, нет, я не впадаю в истерику! Я просто хочу, чтобы ты меня выслушал! Эта женитьба – фикция, не знаю, зачем Деду понадобилось, точнее, предполагаю, но… да я уверена, процентов на восемьдесят, а то и больше. Что значит «остаются еще двадцать»? И что ты предлагаешь? Нет, Толь, ты ж не серьезно… ты шутишь, правда?

Я замерла, боясь пошевелиться, кажется, представляю, что предлагает Марии неизвестный мне Анатолий, выход простой, логичный до безобразия и оттого пугающий.

– Нет, Толенька… неправда… я не… – разговор оборвался, окно захлопнулось, раздраженно, будто желая продемонстрировать все негодование, испытываемое железной леди с нежным именем Мария.

Еще одна тайна, с которой я не знаю, что делать.

Сидеть, считая звезды, рассматривать ночь сквозь призму тошнотворных мыслей о том, что по глупости своей вляпалась в неприятности. Автомобильные фары прочертили ночь полосами белого света. Игорь вернулся… если поговорить с ним, попросить отвезти меня домой? Я не хочу умирать, не хочу знать, о чем «шутил» неизвестный мне Толенька, в которого влюблена железная леди Мария.

Смешно, Мария – и влюблена.

День прошел на редкость бестолково, впрочем, как и вчерашний. Единственная хорошая новость, что Любаша очнулась, да и то… ну не верил Игорь, что она не видела нападавшего. Не верил, и все тут. Вот только что делать с этим неверием, не знал. Давешнее намерение вытряхнуть из Любаши правду сошло на нет, стоило увидеть несчастные, полные боли и обиды глаза… а еще врачи наперебой твердят, что состояние тяжелое, и неизвестно, как скажется на Любашином здоровье полученная травма головы, что ей покой нужен – Любаше, а не голове, конечно. Вот и приходится копать самому.

Да, квартиру Любаша продала, и машину тоже, но вот куда дела деньги и сколько правды в рассказе Марии, отвечать отказалась. Не касается его, видите ли… не имеет отношения к произошедшему.

Игорь заглушил мотор, но выходить из машины не спешил. Идти в дом, слушать очередные претензии, жалобы, домыслы… он уже и надеяться перестал, что все это когда-нибудь закончится.

Белобрысая ждала во дворе, стояла в нескольких шагах от автомобиля. И у нее претензии. Настроение моментально стало еще хуже, хотя вроде бы казалось, что хуже уже и некуда…

Оказывается, есть.

– Добрый вечер. – Она не пыталась подойти. – Мне хотелось бы поговорить.

– Говори. – Игорь решил, что завтра же попросит Деда прекратить комедию и выставить это чудо из дому, всем легче станет.

– Здесь? – поинтересовалась Александра, оглянувшись на дом. Желтые пятна окон, тени людей по ту сторону темноты и понимание, что сама мысль о том, чтобы переступить порог, включаясь в «домашнюю» жизнь, неприятна.

– Может, прогуляемся? – Она смотрела, чуть склонив голову набок. – По дороге и назад. Ну… мне не хотелось бы, чтобы кто-то слышал…

– Очередная тайна? – Идея прогулки на первый взгляд казалась неплохой… компания, правда, не самая подходящая.

– Тайна, но не моя. Здесь вообще много тайн. – Она шла рядом, отравляя воздух горьким запахом духов. Высокая, почти вровень, без свойственной блондинкам кукольной хрупкости и той манерности, которую Бехтерин ненавидел. Да, Евгения Романовна неплохо изучила его, если подобрала подобную приманку.

– Ну и о чем разговор? – прозвучало несколько резко, даже грубо, но Александра не обиделась.

– Я уехать хочу. Скажите, что со свадьбой – это шутка. Розыгрыш. Что я не представляю опасности…