«Я воплощение их страха», — произнесла тварь.

«Но после нашей встречи я превратилась в хромую калеку, — ответила Аэрин. — Я такой же человек, как они, просто очень тяжело ранена».

Тварь рассмеялась. Смех прошел как рябь по тяжкому молчанию, приглушившему неуверенные разговоры в зале. Но услышала его только Аэрин.

«Да, но ты-то выжила, и ты убила меня. Этого достаточно и более чем достаточно, ибо я был огромен, как гора, и мог бы в итоге проглотить весь Дамар. Крестьяне, видевшие меня до твоего прихода, — человек, который привел тебя ко мне, — все говорят, что, когда я вставал на дыбы, голова моя касалась звезд, и ни одно человеческое существо не могло выстоять против меня. Это говорили те, кто видел меня, с благоговейным ужасом и благодарностью за избавление. Но здесь так не пойдет».

Она улавливала ритм голосов вокруг. Рваный ритм слогов, различимый за словами, произносимыми вслух. Ведьма, говорили они. Ведьмина дочь.

«Но я же спасла их, — отчаянно зашептала Аэрин, — я спасла их».

Драконья голова взвыла.

«Лучше бы ты этого не делала! Лучше бы они теперь лежали у меня в животе!»

Видишь, как первый сола до сих пор смотрит на ведьмину дочь, хотя у нее все лицо в шрамах. Видишь, как он смотрит на нее, словно ни на что больше смотреть не хочет.

Словно ни на что больше смотреть не хочет.

И стариковский шепот: «Помните, как король смотрел на ведьму, как она заколдовала его, чтобы понести от него ребенка и возродиться с удвоенной силой, ибо в жилах ребенка потечет дамарская кровь вкупе с ведьминой злобой!»

Ведьмина дочь. Ни одно человеческое существо не могло бы убить Маура. Она проглотит Дамар, как никакой Черный Дракон не проглотил бы, мы отсиделись бы в глубоких пещерах, пока он снова не заснет.

Позволим ли мы ей приворожить первого солу?

Мы помним старые сказки про Маура. Мы помним.

Ведьмина дочь.

А вслух произносились другие слова: «Север. Налетчики с Севера появляются все чаще, и они все сильнее. Почему Нирлол боится собственной тени? Он, никогда не славившийся мудростью, никогда не отличался и недостатком мужества. Зло».

Ведьмина дочь.

«Лучше бы ты позволила мне съесть тебя!» — вопила тварь на стене.

«Это чистое везение, что я тебя убила! — кричала она в ответ. — Я решилась только потому, что думала, будто уже умерла!»

Тварь расхохоталась.

Ведьмина дочь.

«Чистое везение!»

«Правда? — возразила Маурова голова. — Правда?»

Аэрин резко поднялась:

— Прошу меня извинить. — Она повернулась и медленно, поскольку все еще прихрамывала, двинулась к зияющей двери, которая позволила бы ей покинуть зал.

Тор тут же оказался рядом:

— Аэрин?

— Оставь меня в покое! — крикнула она. — Иди разговаривай со своими гостями! Не подходи ко мне! — Она начала кашлять, и все равно, шатаясь, побежала от него и вон из зала, не заботясь, что хромает на глазах у всех.

Кашель не давал уснуть, и кровь пятнала ее подушку. Лихорадка накатывала и отступала и не оставляла ее в покое, даже когда ожоги зажили и волосы отросли. В эту ночь лихорадка вернулась, и в бреду Аэрин переживала сцену в зале заново и слышала, как смеется тварь на стене и как двор повторяет: «Ведьмина дочь».

Перед рассветом ей приснился высокий светловолосый человек. Она уже однажды видела его, когда спала в драконьей долине. Он не говорил с ней и, похоже, не знал, что она за ним наблюдает. «Возможно, он только сон», — подумало ее спящее «я». Но она смотрела на солнечные блики на его светлых ресницах, на веснушки на тыльных сторонах его ладоней, на то, как он держит чашку в ладонях, на пар, поднимавшийся от чашки. Он моргнул, когда пар попал ему в глаза.

«Где? — думало ее сонное „я“. — Если он существует, то где?»

Она проснулась от кашля.

Он обещал помочь ей. Но как? Он собирался рассказать ей, как помочь Дамару. Но Дамару ее помощь, похоже, не по нутру. Аэрин перевернулась на спину и потянулась, пока гортань и грудная клетка полностью не расправились, — иногда таким способом получалось унять кашель. Она прислушивалась к булькающему шороху собственного дыхания. Как бы неглубоко она ни вдыхала, воздух все равно шелестел в легких. «Этот кашель скоро меня убьет, — бесстрастно подумала она, — и в итоге Маур все равно меня прикончит».

Возможно, человек из сна сумеет вылечить ее от кашля.

Только бы его отыскать. Если он существует. Она так устала. Уже и не вспомнить, как это — не чувствовать усталости.

Аэрин заснула снова, слушая, как дыхание шелестит в груди, словно мертвые листья, и проснулась усталой. Несколько минут она таращилась на полог над головой, следя глазами за изящными вышитыми силуэтами мчащихся коней с их сверхъестественно длинными гривами и хвостами, гривами почти как крылья, а трава под ногами напоминала облака.

Лихорадка не отпускала. Вылезти из постели не удалось ни в тот день, ни на следующий. Приходил Тор, она не разговаривала с ним. Но он приходил снова и снова, и она вспоминала, что должна сказать ему одну вещь.

— Что случилось? — снова и снова спрашивал он ее.

Наконец она обронила:

— Голова закружилась, — но больше ничего не добавила.

И Тор умолк, держа ее руку в ладони, почти такой же горячей, как у нее.

«Мне просто повезло», — умоляла она Маура. «Правда?» — отвечала драконья голова.

— Аэрин. — Голос Тора.

Что же надо ему сказать?

— Ты… сними голову Маура со стены… и положи ее… куда-нибудь подальше… чтоб никто ее не видел.

— Конечно, — тревожно ответил он. — Конечно. Сделаю сегодня же.

После этого память начала отказывать. Над ней склонялись лица: Тека, Тор, отец и другие, в ком смутно узнавались лекари, от которых и прежде было не много проку. Аэрин не знала, сколько дней или недель провела таким образом. И вот однажды ночью она опять проснулась от особенно яркого сна о белокуром человеке.

«Глупая женщина… слезай со смертного одра, пока еще можешь, и иди ко мне».

Слова продолжали звенеть в ушах и наяву. Аэрин медленно села. Натянула рейтузы, сапоги и тунику. Забрала со стола у кровати красный камень и сунула его за пазуху. Взглянула на меч — королевский меч, висевший над кроватью, — и не стала его трогать. Нашарила плащ и завернулась в него. Пришлось снова сесть на край постели, переводя дух.

«Я должна сказать им, куда ухожу, — подумала она. — Но я не знаю куда».

Она снова встала и медленно побрела в гостиную, к письменному столу. Чернила высохли. Пришлось нести со столика у кровати в гостиную стакан, наполненный водой из стоявшего там же кувшина, чтобы их размочить. Рука дрожала, и большая часть воды пролилась на стол, чернила не размешивались, оставаясь бледными и неровными. Сойдет. Писать не на чем. Аэрин села за стол и уставилась на его пустую поверхность, словно бумага или пергамент появятся, если подождать. Никак не удавалось собраться с мыслями, но рука по собственной воле потянулась, пошарила в задней части маленького шкафчика и вытащила что-то… Давнюю записку Тора, где он просил ее проводить королевское войско на следующее утро.