Каролин мысленно оценивала свои шансы. Плутарх уже стал ее собственностью. Она требовала от него отель, и он обещал, но все-таки последние остатки здравого смысла удерживали его от этой сделки. Пока Ливингстон не назвал свою цену, но на встрече накануне поздней ночью Плутарх внутренним чутьем проницательного бизнесмена угадал, что у него есть конкурент, и причем серьезный. Каролин намеренно не разделяла с ним его тревог. Однако сомнение шевельнулось в ней, когда она узнала, что Дональд Трамп – есть та персона, которая заинтересована в покупке отеля. Он владел отелями везде, по всем меридианам и параллелям земного шара, но внедриться в Беверли-Хиллз ему пока не удалось. «Сансет-отель» стал бы жемчужиной в его императорской короне.

Вслед за парочкой Трампов подошли еще двое гостей, и были они тем удивительны, что были совершенно безлики.

– Познакомьтесь, Генри и Фреда Копе-Кокс. «Кокс и Плейфер» – лучшая адвокатская фирма Западного побережья, по моему непросвещенному мнению. Фреда и Кокс пришли последними, но это не означает, что они последние в нашей компании.

Таким неуклюжим каламбуром Ливингстон ясно показал собравшимся истинное положение в списке «последних» гостей.

Все пришли к единому заключению – Франсиско продает отель. Покупатели собрались здесь за столом. По этому поводу приглашен и стряпчий с супругой. Но неужели Великая Сделка свершится именно здесь, в разгар праздника?

Следующая реплика Франсиско развеяла все сомнения.

– У меня появилась идея, – заявил он после того, как десять серебряных вазочек, заполненных белужьей икрой, одновременно опустились на скатерть и десять официантов склонились, наливая в рюмку «Столичную» из запотевших бутылок.

– Почему бы нам немного не пофантазировать? Пусть все поочередно выскажутся, что намерены сделать, если «Сансет-отель» станет их собственностью. Я, естественно, в игре не участвую.

Он сделал эффектную паузу и вызвал первого игрока:

– Барбра?

– Я вышвырну всех постояльцев и буду пользоваться отелем в одиночестве. Меня устроит, если персонал, неплохо обслуживающий четыреста гостей, сосредоточит внимание на мне одной.

Все рассмеялись с чувством облегчения. По крайней мере, она не серьезный соперник.

– Каролин?

– Я буду проводить здесь семинары нашего движения и просвещать постояльцев отеля. «Сансет» станет центром новой вселенной.

– Дэвид?

– Подписываюсь под словами Каролин…

– Йована?

– Я бы оставила все, как при вас, Франсиско. У меня не поднялась бы рука тронуть то, что есть само совершенство.

– Спасибо, дорогая. Дональд?

– Я не прочь бы заиметь недвижимость в Калифорнии. При условии, что продавец не заломит бешеную цену.

– Генри?

– Я единственный за этим столом, кто материально не в состоянии участвовать в торгах. Я лишь специалист, нанятый следить, чтобы ни одна нежелательная запятая не проникла в будущий контракт и чтобы воля мистера Ливингстона была в нем отражена ясно и четко и не искажалась впоследствии.

Супруга адвоката опрошена не была. Ее пропустили.

– Кристина?

– Заранее согласна с мнением отца, – произнесла она после паузы, но взгляд ее был прикован к Каролин.

Настал черед Роберта. Он старался мысленно отделить реальность от вымысла. Была ли это действительно игра или Франсиско был вполне серьезен? Трудно сказать. Старик любил всякие выкрутасы и был не прочь ради забавы поставить в трудное положение даже своих любимых друзей. Сделав глоток водки и подержав жгучее спиртное на языке, Роберт вдруг успокоился и начал ровным голосом:

– Я имею за своей спиной всем вам известного Уинти. Он уже представляет, как преобразить наш любимый «Сансет». Я не выгоню Франсиско на улицу, как только что с юридическим изяществом намекнул его адвокат. Я специально построю для него дом на участке земли, отведенном отелю, и он будет постоянным консультантом во всех вопросах функционирования отеля до конца дней своих.

– И обещай, что будешь молиться, чтобы он прожил долго-долго, – подсказала Каролин шепотом, который был слышен всем присутствующим, несмотря на шум в зале.

– Ты же не веришь в абсолютную смерть, – отпарировал он громко.

– Смерть означает перевоплощение.

– Надеюсь, кто был дерьмом, дерьмом и останется, – Роберт отбросил всякую вежливость.

Франсиско Ливингстон притворился, что не слышит этой перепалки. Он восседал на своем стуле, как птица на жердочке, – старая мудрая сова; ложка, полная черной икры, поднесенная ко рту, подрагивала возле синеватых старческих губ. Он углубился в размышления.

Каролин почувствовала, что энергия переполняет ее. Она собралась дать бой. Франсиско, старый хрыч, действует наверняка и продаст свою собственность, без сомнения, Трампу. Она все знала об этом нью-йоркском дельце, но этого знания, к ее сожалению, было недостаточно. Она не знала, в чем его слабое место. Плутарх будет плясать под ее дудку и выложит денежки за отель, если, конечно, Ливингстон не взбесится и не назначит невероятную сумму. Что касается Роберта Хартфорда, то его нелепые притязания она воспринимала как застольную шутку. Он, может быть, и обладает каким-то влиянием в Голливуде, но денег у него раз-два и обчелся. Он игрок из низшей лиги, кинозвезда, возомнившая себя профессионалом на чуждом ему поприще, а по существу, жалкий дилетант. Он одержим сексуальными комплексами, и, если дать ему отпор, красавчик станет смешон, как Микки-Маус.

Каролин заглотнула полную ложку икры, и ей показалось, что она так же поглотит и деньги, которые сейчас пачками банкнот и вожделенными чеками будут выброшены на черную скатерть. Ей даже захотелось протянуть руку помощи человеку, который когда-то ее смертельно обидел.

– Ваша дочь прелестная девушка.

Роберт насторожился.

– Она часто посещала мои собрания. Вам это известно?

– Да. Я считаю, что они поучительны. Вы можете быть довольны собой. Нищим и неудачникам нет места в царстве будущего! Вполне актуальный лозунг. Не упомянуты лишь освенцимские печи!

– Но ведь Кристина никакая не неудачница. Не так ли, Роберт?

– У нее нет собственных денег.

– Зато есть богатый отец.

– Займись своей семьей, Каролин, если ты вообще родилась нормальным способом от мужчины и женщины.

Она хихикнула так мерзко, что его пронзило электрическим током.

– Туше! Ты попал в точку, Роберт! Но семья – лишь обуза для такой, как я.

Ее слова почему-то настроили Роберта на философский лад. Каждый человек выбирает себе путь в жизни, подчас неосознанно, но этот выбор уже навсегда, до смертного порога, определяет его судьбу. Кто-то ползет тихо и медленно, как улитка, огибая препятствия, кто-то бездумно через них скачет, а кто-то взлетает и летит над мусорной кучей, которую представляет собой жизнь. Каролин предпочла последний вариант, рискуя шлепнуться с высоты в дерьмо, но ведь таков же и он, Роберт Хартфорд. Оба они – грешные, тщеславные, неуемные души. Разница лишь в том, что он парит (как ему казалось) в светлом небе, а она чертит виражи в мрачных грозовых тучах. Власть Роберта над людьми зижделась на сексуальном обаянии. А на чем строит свою карьеру она? Как раз на антиобаянии. На болезненной, постыдной, но также сексуальной тяге подсознания к уродству. И на огромной силе воли, наглой энергии, страсти подчинять и властвовать.