– Он просил вас подождать его?

– Не то чтобы просил, но полагал, что задержится ненадолго… Крылышко или ножку? Вы бы взяли грибков. Гюстав собирает их на холме и сам маринует.

Мегрэ великолепно себя чувствовал, и «божелэ» после сухого белого было очень кстати.

– Как вы думаете, зачем я вам все это рассказываю?

– Не знаю.

– Нет, знаете.

– Пожалуй.

Во всяком случае, он догадывался. У Дедэ было тяжело на душе – совсем нюни распустил, как сказал бы он сам, – слишком тяжело, чтобы молчать. С Мегрэ он ничем не рисковал.

Но гордиться Дедэ было нечем. Этот завтрак он затеял, для того чтобы очистить свою совесть. Ему хотелось показать мерзость других и самому предстать в лучшем свете.

Завтрак в Буживале надолго запомнился Мегрэ. Воспоминание о нем помогало ему впоследствии воздерживаться от безрассудных решений и скоропостижных выводов.

– Что произошло там, наверху, я не знаю. Мегрэ тоже не знал, но теперь ему было куда легче строить предположения. Надо было только выяснить, собирался ли Ришар Жандро провести этот вечер дома? Может быть, он должен был остаться в клубе или где-нибудь в другом месте?

А может быть, – это ведь было в его характере – сам Боб попросил Ришара подняться к сестре? Почему бы и нет?

Хотя бы для того, чтобы выложить им обоим, что он о них думает.

«Во-первых, я не женюсь…»

Мегрэ, которому никогда не приходилось встречаться с Бобом, начинал уже создавать себе четкое представление о его характере и даже внешности.

«Во-вторых, у меня нет никакого желания продавать имя, которое я не даю себе труда носить…»

Ведь если в районе площади Терн и на ипподроме кто-то и звал его графом, то все равно все были уверены, что это прозвище, и представления не имели о его настоящем имени.

Может быть, Лиз Жандро чересчур яро заступалась за свою попранную честь? Может быть, брат вышел из себя?

«Вы-то уж заткнитесь! Я расскажу вашей сестре о той комбинации, которую вы придумали».

Хватило ли у него времени? Или тот сразу набросился на него?

Миллионы людей, которые пили кофе «Бальтазар», точно так же, как госпожа Мегрэ, вклеивали в альбомы картинки с изображением всех видов растений и цветов, и думать не думали о том, что их утренний кофе был поводом для драки, разыгравшейся в одной из комнат особняка на улице Шапталь. Гнусной драки, к отголоскам которой прислушивался слуга за дверью, по-видимому, мужчины схватились мертвой хваткой. Возможно, они катались по полу.

Был ли вооружен Ришар Жандро? Он из тех людей, которые способны наносить удар из-за угла.

– Мне думается, стреляла девчонка. Не со зла. Просто голову потеряла. Она, может быть, сначала бросилась к окну звать на помощь, да ее оттащили. А может, окно было открыто и раньше? Что-то не заметил… Видите ли, я полагаю, что она в конце концов по-настоящему влюбилась в Боба. Ведь такое не скроешь. Сначала-то она все это из деловых соображений, а потом попалась на удочку. Он ведь был не похож на всех этих мороженых судаков, с которыми ей приходилось встречаться… Когда она увидела, сдается мне, что Боб падает и брат ее пытается нанести ему удар исподтишка, она потеряла голову и выстрелила. К несчастью, она не умела целиться. И угодила в Боба, да еще в самое сердце… Что, если заказать еще бутылочку? Оно же совсем легкое, это вино. Вот так-то, старина!

Когда я увидел чудака, который пытался достучаться к ним, я уехал, потом опять вернулся, но никого уже не было. Тогда я предпочел смыться. Мы посоветовались с Люсиль. Все надеялись, что Боб вернется или хотя бы даст знать, в какую он угодил больницу. В конце концов я отправился к Жандро в контору. Вот почему я знаю, как выглядит старик. Он тотчас же раскошелился – жалко, я не содрал с него сто тысяч вместо пятидесяти. Свора мерзавцев! Вы свалились нам на голову как раз в тот момент, когда мы собрались прятать концы в воду. Согласитесь, что было бы глупо дать себя поймать… Ваше здоровье, старина! Они все устроили как нельзя лучше для себя. Я уже начинаю понемножку свыкаться с этой мыслью. Но меня просто тошнит, когда я вижу на улице их грузовые фургоны, запряженные откормленными битюгами… Хозяин! Кофе нам, только не «Бальтазар».

Пришлось, однако, выпить бальтазаровское – другого не оказалось.

– До чего все гадко! – процедил Дедэ сквозь зубы. – Хорошо, что можно будет отсидеться в деревне.

– С Люсиль?

– Она вроде не против. У нас есть пятьдесят тысяч франков или около того. Я всегда мечтал открыть бистро на берегу реки, такое, к примеру, как это, где посетителями будут мои дружки-приятели. Только трудно найти такое местечко – надо ведь, чтобы оно было неподалеку от ипподрома. Завтра пошатаюсь вокруг Мэзон-Лафита. Я и Люсиль туда отвез и там спрятал. – Он вдруг сконфузился и поспешил добавить:

– Не подумайте, что мы стали добропорядочными буржуа.

Так прошла целая неделя. Каждое утро по звонку Мегрэ входил в кабинет комиссара и представлял ему дневной рапорт. Каждое утро Ле Брэ открывал рот, словно собирался что-то сказать, но потом отворачивался.

Они не обменивались ни словом, кроме служебных разговоров. Мегрэ стал более серьезен и менее подвижен, хотя и не располнел. Он даже не утруждал себя улыбкой и прекрасно отдавал себе отчет в том, что был для Ле Брэ постоянным живым укором.

– Скажите, голубчик… Это было в начале мая.

– …когда у вас экзамены?

Экзамены по тому самому предмету, которым он занимался в ночь, когда в его жизнь ворвался флейтист, заявившийся в полицейский комиссариат, чтобы сообщить о расквашенном носе.

– На следующей неделе.

– Надеетесь преуспеть?

– Надеюсь.

Он продолжал оставаться холодным, сухо официальным.

– Гишар говорил мне, что вы мечтали поступить в Сыскную.

– Да, было такое.

– А теперь?

– Сам не знаю.

– Мне кажется, там вы будете больше на месте. Я, конечно, вами очень дорожу, однако постараюсь вам помочь в этом деле.

Мегрэ, у которого перехватило дыхание от волнения, не проронил ни слова. Он все еще сердился. По существу, он не смог простить случившегося им всем – и комиссару, и Жандро, и людям из Сыскной, и, может быть, даже самому Гишару, к которому в глубине души испытывал почти сыновнее почтение.

Однако если бы Гишар… Он понимал, что в конечном счете правыми окажутся они. Скандал ни к чему бы не привел. При всех обстоятельствах Лиз Жандро была бы оправдана.

И что же?

Не к самой ли жизни он предъявлял претензии и не заблуждался ли он, не желая этого понять?