— Милый, что стряслось?

— Как ты посмела обращаться к Гектору за моей спиной? — Он увидел, как страх расползается по ее лицу, и его охватило возбуждение. Он схватил ее за волосы, притянул ее голову к своему лицу. — Как ты посмела, черт возьми?

Она обмякла. Не сопротивлялась.

— Гарри, я собиралась тебе сказать.

— Дура набитая! Мы ни с кем не должны обсуждать свои проблемы. Ни с Гектором, ни с твоей мамой, ни с твоими сестрами, ни с твоими подругами. Наши проблемы — это наши проблемы, и больше никого они ни касаются… — Он понизил голос. Нельзя допустить, чтобы Рокко проснулся. Он опять дернул жену за волосы, намотал на кулак одну ее густую прядь. — Ты хочешь, чтобы чванливая индуска Гектора узнала все про твои дела? Хочешь? А ты не подумала о том, что она сразу побежит к своей подружке и расскажет ей все? О чем ты вообще думала?

Ему хотелось орать, визжать, хотелось заехать ей кулаком в лицо. Держа ее за волосы, он приблизил ее лицо к своему. В глазах Сэнди читался ужас. Она была в оцепенении, дрожала, как обезумевшая от страха зверушка, и, глядя в ее глаза, он понял, что не оправдал ее надежд. Она никогда не сможет забыть его жестокость, никогда не забудет ту пощечину. Он мог бы ударить ее сейчас, мог бы, как некогда его отец бил мать. Мог бы ударить, чтобы посмотреть, как далеко он способен зайти, как далеко она позволит ему зайти, как далеко он сам готов позволить себе зайти.

Он отпустил ее волосы, притянул к себе, крепко обнял и так держал, пока она, растерянная, перепуганная, плакала. Наконец наступил тот благословенный момент, когда она расслабилась и сама приникла к нему. Тогда он понял, что ее страх ушел.

— Прости, — повторяла она. — Прости меня, Гарри.

— Ничего. — Он поцеловал ее в макушку. — Я пойду к этому ублюдку, пойду вместе с Гектором. Встречусь с ним и с его ненормальной женой. Проклятие! Мне придется переступить через себя, но я извинюсь перед этими сволочами. Я все улажу, дорогая, клянусь. Но ты со мной не пойдешь. Отныне ни ты, ни Рокко не должны иметь дела с этими людьми.

Она кивнула, энергично, радуясь, что он вновь любит ее. Чем опять напомнила ему преданную, бессловесную зверушку.

Гектор резко свернул в небольшой переулок, и Гарри неожиданно вспомнился эпизод из детства. Однажды отец водил его на прогулку по этим самым улочкам. Пожалуй, он тогда был младше Рокко. Сколько ему было? Шесть? Семь? Кажется, это было воскресенье, потому что на отце была выглаженная белая рубашка, а не рабочий комбинезон, в котором он обычно ходил. Тогда деревьев в этом районе не было, солнце иссушило уличный асфальт, и Гарри помнил, как он зачарованно смотрел на мерцающий жар, будто темными волнами отражавшийся от бетона. Дома здесь были не такие красивые, как теперь; они казались маленькими, приземистыми, безобразными. Но после того как на смену прежним обитателям — трудовому люду — пришли образованные зажиточные горожане, дома отремонтировали, привели в божеский вид, и сейчас эти улицы купались в деньгах. Муниципалитет благоустроил район: посадил кустарники и платаны вдоль одетых в бетон улиц, на которых некогда стоял запах псины, бензина и нечистот. Хотя сам он, конечно, никогда сюда не переедет. Дома эти стоят целое состояние, а все равно — коробки коробками. Отец привел его в маленький домишко. Мужчины там до самого вечера убивали время за игрой в карты, а Гарри с сыном хозяина провел день в небольшом неухоженном парке, находившемся через дорогу.

Гектор свернул еще на одну улицу, и Гарри проникся уверенностью, что они проезжают тот самый парк. Только тогда там не было ни качелей, ни лавок — ничего. Тот парк больше походил на пустырь. Помнится, когда в сумерках они с тем мальчиком возвращались в дом, он видел кучки работяг, сидевших на крылечках своих жилищ, — они пили кофе, курили, громко переговаривались со своими соседями. Сейчас тоже вечерело, но дома, мимо которых они проезжали, были окутаны тишиной.

Гектор затормозил и остановил машину. Гарри глянул в окно, и его кузен показал на маленький обшарпанный домик, уныло стоявший между двумя недавно отремонтированными зданиями из красного кирпича. Когда-то, бог знает, сколько десятилетий назад, деревянная обшивка домика была белого цвета, но дожди и ветер за многие годы окрасили ее в мрачный желтушный цвет. Маленький палисад зарос сорняками, среди которых высился одинокий чахлый розовый куст.

— Этот что ли?

Гектор кивнул.

Выходит, подумал Гарри, этим недоноскам даже не хватает гордости, чтобы позаботиться о собственном доме. Ему было бы стыдно, если б его соседи сочли, что он ленив, безразличен или неисправим настолько, что даже не может привести в порядок это крошечное недоразумение, называемое садом.

— Дом принадлежит им?

— Они его снимают.

Ну конечно. Ничего другого он от них и не ждал. Это такой тип людей, которые всю жизнь снимают жилье. И все же в настоящий момент это их дом. Неужели они совсем уж дегенераты и им неважно, что они живут в такой помойке? А как же ребенок? Какой пример они подают своему сыну? Или на это им тоже наплевать?

— Пойдем поговорим.

Гарри даже не отстегнул ремень безопасности. С минуту он сидел неподвижно, потом кивнул:

— Конечно.

Дверной звонок не работал, и Гарри пришлось стучать кулаком в массивную панель из красного дерева. Они услышали крик ребенка, потом быстрые шаги в коридоре. Дверь отворил Гэри. Он был в рабочем комбинезоне и в заляпанной краской расстегнутой рубахе. Момент был неловкий, напряженный. Гарри протянул руку. Гэри глянул на нее — неуверенно, смущенно. В результате они обменялись вялым рукопожатием.

В доме стоял запах благовоний. Гарри шел последним по коридору и заглядывал в комнаты. Все они были затемнены, во всех царил беспорядок. Он заметил, что супружеская постель не заправлена, а детской комнаты и вовсе не увидел. Они вошли в ярко освещенную кухню, в центре которой стоял широкий стол. Рози сидела на одном конце стола. Ребенок сидел у нее на коленях и сосал грудь. Она не улыбнулась ему в ответ.

— Привет, — буркнул он. — Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Голос у нее был сухой, неприветливый. Может, она пьяна?

— Я не хотела встречаться с тобой.

Голубоглазая блондинка, она была чертовски красива, ослепляла своей холодной красотой. Но он не находил ее привлекательной. Было нечто коварное в ее глазах, нечто такое, чему он не доверял. Это были глаза змеи.

Ребенок смотрел на него и на Гектора озадаченно, но без неприязни. Было что-то непристойное и — очевидно, поэтому — эротичное в том, что такой взрослый ребенок сосет материнскую грудь. Интересно, промелькнуло у Гарри, что она будет делать, когда ее щенок пойдет в школу? Будет просовывать свои цистерны через школьный забор?

— Привет, Гектор.

К его кузену она тоже обращалась холодным тоном. Из смежной с кухней небольшой комнаты появился Гэри с тремя бутылками пива. Для холодильника на кухне места не было. Господи, как можно так жить? Рози не предложила им сесть. Вместо нее это сделал Гэри.