Потом он сказал:

– Открытка, это Ричарду?

– Одна. А другая моей мамуле.

– А-а.

– Думаю, дальше я и шагу не сделаю.

– Так перевал-то, вон он уже. Слушай. Бери поводок Джекса. Он тебя подтащит.

Я взяла поводок, это и в самом деле помогло. Поначалу. Но еще это заставляло шагать быстрее, чем мне хотелось.

И все же мы добрались до перевала.

Я уселась на скамейку и постаралась отдышаться.

– Не по мне это, – выговорила я. – У меня нет крепких мышц, как у тебя. И как у тех троих, что мимо нас прошли. Чтоб быть в форме, надо упражняться. Я в форме никогда не была, ни разочка за всю свою жизнь. И я дышать не могу. И это не по мне.

– Мы просто посидим немного, – сказал Виктор.

Солнце почти взошло, вполне поднялось над перевалом, хотя мне и приходилось разглядывать шагавших мимо нас с крепкими икрами. По крайней мере, семерых из них. Семерых шагавших, я имею в виду. Что равняется четырнадцати икрам. По меньшей мере. Но, думаю, я со счета сбилась.

– Может, я просто пойду куплю открытки, – сказала я.

– Видишь тот навес?

Я подняла взгляд. Тропа, петляя, шла к такому… ну, думаю, я бы это навесом не назвала. Что это такое – точно не скажу. Так, вроде большой рамы из дерева, которую проходишь насквозь. Но она из досок, так что не очень-то от многого защитит. Точно я не поняла, для чего эта штука предназначена.

– Давай попробуем туда дойти, – сказал Виктор.

– Ага. Попробуем.

Клянусь, я, должно быть, ногами двигала хуже всех-всех, кто когда-нибудь ступал на Тропу горы Уитни. Потому как этот самый навес стоял от перевала не дальше, чем ваша машина, которую вы паркуете на стоянке, когда нужно зайти в магазин. То есть когда вам не достается местечка поближе. И я еле-еле дошла, хотя Джекс и тащил меня.

Может, нехватка воздуха сказывалась или то, что тропа довольно круто шла в гору. Может, оттого, что позволила себе забояться. Ой, да-а, и недавняя пересадка сердца тоже могла бы чем-то повлиять. Это и еще то, что по-настоящему я никогда стольких упражнений не проделывала, ни разочка за всю свою жизнь.

Когда мы вошли внутрь этой штуки, там все было завешано плакатами и щитами с рисунками и информацией обо всех ужасах, которые тебя поджидают при восхождении на гору Уитни. Представить не могу, как кто-то способен пройти мимо такого плаката – и не забояться.

Если не считать…

Если не считать того, что кое-что я помню. Только я вполне уверена: это кое-что никогда не происходило со мной. Знаю, что говорю: не было этого. Я знаю, что не было. Не могло быть. Но я знаю, как ощущается память об этом кое-чем, и я помню это.

Мне вспомнился щит с рисунком человека, еле волочившего ноги от усталости. Он одной рукой держался за голову, словно пытался унять боль. А под рисунком слова: «Предупреждаем! Не пытайтесь подняться до реки и спуститься обратно за один день». Или, может, чуть более длинная вариация того же содержания. А после, под предупреждением, еще что-то написано на других языках.

И я прошла мимо него. И я не забоялась. Ну, может, самую малость. Но я не остановилась. Может, еще и потому, что мне не надо было спускаться обратно в тот же день.

Если не считать того, что ничего такого со мной не случалось.

Но все равно я это помнила. У меня эта картинка со щита буквально всплыла в памяти.

– Теперь идем обратно, – сказала я. – Хочу только купить открытки – и обратно.

Внутри меня царил хаос, мысли путались.

На обратном пути я спросила:

– Ты когда-нибудь тосковал по тому, чего с тобой никогда не бывало?

– Ну, еще как! – воскликнул Виктор. – По-моему, все вокруг сидят да и раздумывают о всяком таком, чего им не довелось сделать.

Думаю, я не это имела в виду. Только незачем было пытаться объяснять. На меня усталость нападала даже при одной мысли о попытке объяснить это.

– Ты когда-нибудь вспоминал что-нибудь, чего с тобой никогда не случалось?

– Уу. Нет. Такое невозможно. Или возможно?

– Ага. По мне, так невозможно.

Пока мы ехали обратно по ужасающей Портал-роуд, я взяла из бардачка ручку и подписала открытку Ричарду.

«Дорогой Ричард, – вывела я, – я так сильно скучаю по вам. Надеюсь, и вы скучаете по мне, хотя бы немножко. Сегодня я была на Тропе горы Уитни, но не беспокойтесь о сердце, поскольку я прошла совсем немного. Лорри любила ходить в горы?»

Клянусь, я не знала, что возьмусь написать последнее предложение, пока не сделала это.

Потом я добавила: «Ну так, думаю, ответить вы не сможете. Но я вернусь. Когда-нибудь. С любовью – Вида».

Может, он и уехал разыскивать меня. Разве не было бы такое – круче крутого?

После я попробовала написать матери, но так и не сообразила, о чем сообщать, а потому отложила ее открытку на потом.

Когда я возвратилась в мотель, было всего около восьми утра. Эстер храпела. Я легла в постель вправду тихонько, но она, похоже, даже во сне поняла, что я пришла, потому как перестала храпеть, а потом и заговорила со мной.

– Еще рано, – сказала она. – Ты ездила на гору?

– Да, только не очень далеко прошла.

– И то хорошо.

– Я так не считаю, – возразила я. – Думаю, было бы лучше, если б я забралась подальше. Могла бы. Могла просто остановиться, сесть на камень и отдыхать столько, сколько потребовалось бы, а потом и дальше пойти. Просто я струсила. Мне надо прекратить это дело.

– Что тебе надо прекратить?

– Бояться.

– Желаю тебе в том самой большой удачи, – произнесла Эстер. – Не очень-то я уверена, что страх – это та составляющая жизни, какую можно прекратить по желанию.

– А-а. Что ж, тогда… тогда, может, мне надо начать поступать так, чтобы, ощутив испуг, я не позволяла ему себя останавливать.

– Если сумеешь, то ты женщина получше меня.

Думаю, ни она, ни я не знали, что сказать после этого, так что лежали мы себе, каждая в своей кроватке, и на какое-то время притихли. Потом Эстер подала голос:

– Знаешь, куда я очень сильно хотела поехать, а?

– Нет, – отозвалась я. – Вы говорили, что в Манзанар.

– И что? Сюда я хотела поехать, потому что была возможность. Но ты же знаешь, куда я по-настоящему хотела поехать, верно?

Я подумала немного. Увы, точно – не знала.

– Ни сном ни духом, – призналась я.

– В самом деле? А я думала, ты сразу сообразишь.