— Вам, наверно, принцесса рассказала.

— Да, когда приходила в последний раз, — лицо Ворона просветлело. — У меня создалось впечатление, что ваш разговор прошел не слишком гладко.

Уилл заерзал на стуле:

— Он хотел, чтобы я наврал про вас, наговорил всяких гадостей. Ну, а я отказался.

Улыбка Ворона совсем не сочеталась с проницательным, цепким взглядом:

— И только? Уилл пожал плечами:

— Он ударил меня, дурак этакий. Что мне было делать? Я защищался, и все пошло наперекосяк.

Ворон нахмурился, а потом даже приподнялся со стула, пристально вглядываясь в лицо паренька:

— Король отнюдь не дурак. И если ты будешь придерживаться другого мнения, он может причинить тебе серьезный вред. До сих пор он думал, что управляет тобой, что из-за тебя нечего беспокоиться. Теперь все иначе. А иметь такого врага — весьма скверно, доказательством чего служит мое нынешнее положение.

— Да знаю я, знаю, — Уилл вскинул руки. — С тех пор уже неделя прошла…

— Однако ты рассказал об этом принцессе всего два дня назад.

— Ну, я вел себя примерно и все такое. Король явно успокоился, иначе меня сюда не впустили бы.

— Тебя могут не выпустить.

Уилл вздрогнул от этого предположения, но не успел возразить, что, дескать, может с легкостью выбраться отсюда, как послышался скрип поворачиваемого в двери ключа. Парень повернулся и замер, открыв рот.

Дверь распахнулась, в комнату вошел высокий мужчина, одетый в простой охотничий костюм. На шее у него висело серебряное ожерелье с эмблемой, изображающей полурыбу-полуконя; лысеющую голову перехватывал узкий золотой обруч; тронутая загаром кожа образовывала сеть морщинок вокруг глаз, а в том, что когда-то было пышной шевелюрой, было заметно больше седины, чем темных волос. Двигался мужчина, однако, уверенно и быстро, словно был моложе, чем казался на первый взгляд.

Ворон опустился на колени и склонил голову:

— Ваше величество.

Уилл, удивленно тараща глаза, вскочил со стула и тоже рухнул на колени.

— Ваше величество.

— Поднимитесь, вы, оба, — король Август из Альциды повернулся к надзирателю. — Можете идти.

Два телохранителя, сопровождавшие короля, проследили, чтобы надзиратель вышел в коридор и спустился по лестнице, а, значит, не мог ничего услышать.

Ворон предложил свой стул королю и кивнул на лепешку:

— Я мало что могу предложить вашему величеству, но все, что есть, ваше.

— Нет, друг мой, не беспокойся. Ты и без того столько сделал для мира, а в ответ не получил никакой благодарности. Чтобы я лишил тебя даже этого маленького удовольствия… Нет, — король взмахом руки велел Ворону сесть на койку и тяжело откинулся на спинку стула. — Я был очень невнимателен к тебе все эти четверть столетия и обязан перед тобой извиниться.

Ворон молча смотрел на короля, сощурив глаза; Уилл заметил, что у него дрожит нижняя губа. Чувствовалось, что слова короля трогали Ворона до глубины души.

Август поднял голову и устремил взгляд в пространство.

— Ты можешь подумать, Хокинс, что, говоря тебе все это, я забочусь о собственных интересах. Если ты судишь меня сурово, я не стану возражать, потому что заслужил это. Я предал тебя. Я мог бы возразить, что меня не было на месте, когда тебе понадобилась моя защита, но это не оправдание. То, как с тобой поступили в Ислине, непростительно, и мне следовало быть там.

Ворон посмотрел на свои ладони и медленно покачал головой:

— Вы были с армией в Окраннеле, спасали людей. Это важнее, чем судьба одного человека. Вам и без меня было о чем подумать.

— Ты слишком легко прощаешь меня, Хокинс. О том, что с тобой случилось, мне могли бы сообщить по арканслате. Всех деталей я, конечно, не знал, но в одном был уверен — ты никого не предавал. Я помню ту последнюю ночь около лагерного костра, и знай — тогда я говорил правду. Я был бы счастлив, если бы ты поехал со мной в Окраннел. Хорошо хоть, что меня сопровождал твой брат, Саллит. Хотя я не знал, какие обвинения против тебя сфабриковали, — король вздохнул. — Вернувшись из Окраннела, я женился, что, соответственно, сопровождалось бесконечными праздниками. А потом я занимался тем, что помогал становлению окраннелского двора в изгнании, создавал семью, и все это потребовало множества хлопот, а ты не давал о себе знать. Я не хотел забывать о тебе, но ты же мне не напомнил.

Ворон кивнул и попытался заговорить, но получилось у него лишь с третьего раза. Когда ему, наконец, это удалось, голос звучал напряженно, но в то же время мягко:

— После того как с меня сорвали маску, я, ну, мало что помню. Я бродил где-то. Воркэльфы, из-за пророчества, приютили меня в Низине. Я только и делал, что рыдал, ни слова без слез не мог выговорить…

Король опустился на колени перед Вороном и положил руки на его поникшие плечи.

— Если бы я знал, друг мой…

Ворон обессилено похлопал короля по руке:

— Ваше величество, вам надо было думать о мире. Я не стоил ваших тревог. Я был никто. Я был ничто. Потом Резолют вернулся в Ислин и нашел меня.

— Знаю. Обнаружив тебя, он пришел ко мне. Он многое прояснил для меня. Я принялся расспрашивать отца, и он рассказал, что произошло. Я взорвался, говорил, что хуже с тобой могла обойтись разве что только Кайтрин. Он ответил: «Кровь одного человека — небольшая лужица, а Кайтрин затянула бы нас в океан». Пожертвовать тобой казалось не такой уж большой ценой за то, чтобы сохранить стабильность мира.

Ворон вскинул голову:

— Значит, вы уже двадцать пять лет знаете, кто я такой?

— Да, — король сделал глубокий вдох. — Как принц, я не мог сделать многого, однако делал то, что было в моих силах. Принял меры, чтобы компания твоего друга Плейфера получила льготный торговый статус, и Резолют в качестве моего представителя собирал взносы, необходимые, чтобы это соглашение сохраняло силу. Ты возобновил знакомство со своим другом, и его компания обеспечивала тебя транспортом и деньгами. Плейфер не знал, что мне известно, кто ты такой, и, следовательно, не мог рассказать тебе о моем покровительстве.

Ворон медленно кивнул:

— Да, теперь многое обретает смысл. Раунс был более чем великодушен, временами я даже опасался, как бы он ни прогорел. Он отдал бы мне все, я понимал это, однако приятно сознавать, что его усилия были щедро вознаграждены.

— Он не должен был пострадать. И, да, ты прав, он сделал бы для тебя все. Известно ли тебе, что это он покровительствует бардам, воспевающим подвиги Ворона? — Август поднялся и снова сел в кресло. — Я старался услышать как можно больше этих песен, надеясь отыскать в них зерна правды. Вы с Резолютом продолжали борьбу. Как хотелось и мне присоединиться к вам! Однако единственное, что я мог сделать, это оказывать поддержку барону Дракона.