Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Место его захоронения неизвестно. А ведь о храбрости Мориса ходили легенды не только в Дроздовской дивизии. Однако до сих пор крайне редко встречаются фотографии штабс-капитана, сделанные на фронте или в эмиграции. Конради таким образом защищали от всесильной Лубянки. Ведь опасения его сослуживцев не были напрасными. Еще в 1923 году, выступая на митинге в Москве, председатель ГПУ Феликс Дзержинский заявил: «Мы доберемся до негодяев». Через десять лет при странных обстоятельствах умрет Аркадий Полунин. Умрет 23 февраля, в день Рабоче-крестьянской Красной армии…
* * *
В иностранном отделе ГПУ решили использовать удачную встречу Якушева с Артамоновым и, коли он выразил желание сотрудничать с органами, – приступить к серьезным действиям. На Лубянке хорошо понимали, что одного действительного статского советника явно недостаточно, чтобы эмиграция поверила в существование Монархической организации Центральной России. Было принято решение, выражаясь современным языком, привлечь в ряды контрреволюционной организации политических тяжеловесов, хорошо известных всему русскому военному зарубежью. Так, главой МОЦР стал генерал-лейтенант Русской императорской армии, профессор советской Военной академии, автор научных трудов о Первой мировой войне Андрей Медардович Зайончковский. Его заместителем – начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов. Якушеву досталась должность главы политсовета и ответственного за переговоры с эмигрантскими организациями. А Стауниц ведал финансовой составляющей и исполнял роль секретаря: именно он шифровал все письма за границу. Для пущей достоверности в «Трест» ввели и самых настоящих врагов рабоче-крестьянского государства: камергера Ртищева, балтийского барона Остен-Сакена, нефтепромышленника Мирзоева, тайного советника Путилова. Но русской эмиграции довелось увидеть только двух заговорщиков: Якушева и Потапова. Стауница решили от греха подальше за границу не отправлять. Тогда же МОЦР стала именоваться «Трест», как сказал бы Остап Бендер: для конспирации, гофмаршал.
Вот теперь можно было начинать играть по-крупному. Якушев сообщил Артамонову, что на съезде Монархической организации Центральной России постановили признать великого князя Николая Николаевича главой монархического движения как местоблюстителя российского престола и верховного главнокомандующего белой рати:
«Из прилагаемого постановления вы убедитесь в том, что съезд состоялся, и велико было наше огорчение, когда мы так и не дождались вашего представителя. Что касается моего приезда, то я счастлив буду, если позволят обстоятельства, повидать вас всех, дорогие собратья.
Теперь текст постановления нашего съезда – приведу только начало, которое глубоко волнует: “Горестно было русскому сердцу пережить горькую весть о том, что великий князь Кирилл объявил о своих притязаниях на императорский Российский престол. Болит сердце за наше общее дело. Мы здесь, пребывая в смертельной опасности, каждодневно готовы отдать наши жизни, сознавая, что только его высочество великий князь Николай Николаевич, местоблюститель престола, может спасти страждущую отчизну, став во главе белой рати как ее верховный главнокомандующий…”»
Поздней осенью 1922 года Якушев поехал за границу в служебную командировку. Ему необходимо было встретиться с членами Высшего монархического совета и прежде всего с Марковым-вторым. Только заручившись его поддержкой, можно было внушить части эмиграции, что он – авторитетный представитель разветвленной подпольной организации, объединившей многих влиятельных заговорщиков в советской России.
По дороге в Берлин к нему присоединились старый знакомый Юрий Артамонов и племянник генерала Врангеля Петр Арапов, входивший в модную тогда Евразийскую организацию. В своем отчете Артузову Якушев достаточно подробно описал переговоры с Высшим монархическим советом:
«В Берлине состоялась первая встреча с заправилами Высшего монархического совета. Она происходила в магазине ковров, мебели, бронзы и фарфора в первом часу ночи. В этом магазине полковник фон Баумгартен служит ночным сторожем.
Почему избрано такое странное место, как магазин, для конфиденциального совещания? Оказалось – из предосторожности. Квартира, где помещается Высший монархический совет, принадлежит Е. Г. Воронцовой, там же обитает бывший обер-прокурор Синода – Рогович, болтун и рамолик, он стал бы подслушивать.
Я кое-что уже знал об этих господах, ночь до Берлина прошла в разговорах с Артамоновым и Араповым, которых по молодости лет не очень допускают в высшие сферы. Они недовольны и не без яду рассказывали мне, что делается в этих сферах, пополняя мою эрудицию.
Кирилловцы, сторонники Кирилла Владимировича, провалились окончательно. Высший монархический совет ставит на Николая Николаевича – “местоблюстителя престола”. Кирилловцы его отвергают как претендента на трон. Он не прямой наследник и бездетен. Окружают Николая Николаевича титулованные особы, впавшие в маразм, и болтуны. Сохранил солидные средства принц Ольденбургский, он почетный председатель совета.
Сидя в золоченом кресле в стиле Людовика XV, я произнес пламенную речь, выразил верноподданнические чувства “Треста” по отношению к “блюстителю” престола и добавил, что подробнее изложу все в докладе, который пишу. По лицам этих господ понял, что экзамен выдержан, но ожидается приезд из Парижа Н. Е. Маркова,[13] ближайшего советника Николая Николаевича. Он доверяет Маркову.
Марков прибыл в Берлин вместе со старым князем Ширинским-Шихматовым. Свидание состоялось на Лютцовштрассе, 63. Оба уставились на меня, когда я говорил о создании монархической партии внутри России, тесно связанной с Высшим монархическим советом за границей.
Однако Марков, желчный и глупый старик, прервал мою декларацию и спросил о настроениях Красной Армии и какие именно части армии я считаю наиболее подготовленными к участию в перевороте. Чувствую, что старцы не разбираются в военных вопросах. У Маркова в руках шпаргалка с вопросами.
– Когда можно рассчитывать на переворот?
– Придется подождать года два.
– Кто ваш верховный эмиссар?
Отвечаю, как условлено в Москве: “Генерал Зайончковский”.
– Православный? Хорошо.
Обрадовались, что не входит Джунковский: “Ненадежный человек”.
Марков торжественно сообщил, что был принят Николаем Николаевичем.
– Его высочество согласился возглавить монархическое движение, но ждет призыва из России, о существовании вашей организации знает.
Испускаю вздох облегчения. Почтительно высказываю желание увидеть кого-нибудь из императорской фамилии. Марков обещает свидание с великим князем Дмитрием Павловичем (Николай Николаевич никого не принимает). На этом кончается трехчасовая беседа.
Два дня мы обсуждали программу берлинского монархического съезда. Возник разговор о тактике “Треста”. Козырял старыми черносотенными лозунгами. Никаких партий, кроме монархической. Восстановление самодержавной монархии. Земельная политика? Тут вскочил Николай Дмитриевич Тальберг – маленький, щуплый крикун: “Предлагаю конфисковать имение Родзянки как виновника революции”. Его успокаивали: “Конфискуем”. Я вношу проект: “Образование государственного земельного фонда, вся земля принадлежит государю, он жалует землей дворянство, служилое сословие. Крестьянам – “синюю бумажку” – купчую на землю, но, разумеется, за выкуп, за деньги. Переходим к тактике. Вопрос об интервенции: называют 50–60 тысяч белых и 3–4 тысячи иностранцев. Откуда начинать поход – с севера или с юга?”