Я выгребла из кладовки консервы и наколдовала из них ужин для четверых. Не знаю, что там Петер ел у Роберта и Астрид, но уплетал он еду вместе с остальными как голодный. А потом они пили, и я снова сидела рядом – скорее для мебели, как молчаливый собутыльник. Со мной никто так и не заговорил, но зато выпить пришлось изрядно.

А вскоре мы уже принимали других гостей – по той же программе «Пожрать-бухнуть-покурить».

Постепенно я заподозрила, что у Петера, может быть, проблемы с алкоголем. Но со мной – уж точно!

* * *

Однако все это оказалось только цветочками. Самые ягодки начались позже.

После приезда из Ливана Петер не переставал давить на меня с требованиями сменить имидж. Он продолжал покупать мне дорогие и сексуальные вещи, которые были совершенно неуместны в сельской местности, где мы жили. На мои робкие возражения, что носить майку-сеточку, когда я выхожу в магазин, это чересчур, Петер заявил, что ему другие не указ и что на общественное мнение можно наплевать. Приходилось наряжаться.

Но особенно Петер напирал на меня по поводу моей прически. Он заявил, что я просто обязана постричься, и высказано это было в приказной форме. Может, мне бы и удалось сохранить свой привычный облик, но Петер пустил в ход запрещенные приемы и как-то за завтраком недовольно сказал:

– Ты совсем заросла. Когда пострижешься?

– Милый, ну давай оставим эту тему. Мне нравятся мои волосы.

– У меня есть клиентка с такой же прической, ну чистая ведьма! Если ничего не поменяешь, скоро станешь на нее похожа.

– Петер! – меня откровенно начали доставать его придирки. – Это моя голова. Давай я буду носить, что мне нравится! Хорошо?

Он удивленно посмотрел на меня, и лицо его напряглось, а губы дрогнули в некоем подобии оскала.

– Хорошо. Но тогда давай договоримся, что ты будешь вставать попозже и кушать отдельно, а то, когда я на тебя смотрю, у меня пищеварение портится.

Это был удар в самое сердце. Если бы Петер встал и отвесил мне со всей силы пощечину, и то не было бы так обидно. Как он мог? За что? За то, что я делала для него все, что могла, и даже то, о чем раньше не догадывалась, что могу? Он умел унизить походя, и делал это мастерски. Моя самооценка с каждым днем опускалась все ниже и ниже, а воля к сопротивлению делалась все слабее.

Поэтому я ничего не ответила на слова Петера и проглотила обиду, за которую, по большому счету, надо было запустить в него чашкой.

А на следующий день мы отправились в парикмахерскую.

Там Петер безапелляционно заявил, что волосы мне надо укоротить, подровнять и… выкрасить в черный цвет. Я, шатенка, никогда в жизни еще так радикально не менялась. Но ради Петера и ради его удовольствия пришлось согласиться. «Будь что будет, лишь бы нам стало лучше», – подумала я.

Парикмахер споро выполнила все указания и превратила меня в совершенно другого человека. Не могу сказать, что черные прямые волосы до плеч мне совсем не нравились. Но это была не я. Какая-то другая девушка. У такой девушки должны были быть совершенно не знакомый мне внутренний мир и необычные мысли.

Этот новый имидж очень завел Петера. Мы заехали в секс-шоп, где он купил мне пять комплектов нижнего белья, платье, перчатки, малюсенькую юбочку и сапоги на платформе. А потом он приказал мне надеть все это и прямо-таки на меня набросился. Никогда еще у меня не было секса с переодеваниями. Парадокс, но я чувствовала себя вполне счастливой. Хоть так! Наконец-то он возбудился! Правда, все мои проявления инициативы Петер пресекал на корню. Он хотел, чтобы я покорно стояла на четвереньках, задом к нему, не двигалась, не издавала звуков и не поворачивалась. Я попыталась включиться в процесс и потянулась было к Петеру, но он оттолкнул мои руки – как это уже часто бывало. «Я не животное. Не надо меня теребить!» – строго сказал Петер.

Вот я и выполняла то, что он говорит, не думая о собственном удовольствии. Мне хотелось, чтобы у нас было как раньше, потому что в последнее время я уже начала чувствовать себя непривлекательной. Петер получил вожделенный оргазм. О да, это было просто невероятно! Он кричал и кричал, а потом повалился на меня.

Затем Петер взял фотоаппарат – чего он никогда раньше не делал – и попросил меня позировать для него. Но опять же со спины. То есть он взял крупным планом мою попу, а лицо в кадре не предполагалось.

– Теперь ты – самая красивая девушка из всех, – с восторгом сказал Петер.

На фоне скудости обычных комплиментов это прозвучало грандиозно. Я почувствовала облегчение, и моя самооценка сразу немного приподнялась.

После этого Петер занимался со мной сексом каждый день, и всякий раз я должна была представать в новом наряде. Его мужская сила полностью восстановилась. А значит, эта стрижка стоила того! По крайней мере, я так считала.

* * *

Но очень скоро все белые краски моей жизни сменились на черные.

А случилось это, когда Петер завез меня на квартиру в Имсте и попросил подождать его, пока он закончит дела в офисе. Приехали мы на старенькой голубой «Тoyota», которую он купил для меня и которая должна была стать моей уже совсем скоро – когда я начну водить более уверенно. На обратном пути мы собирались совершить очередной тренировочный заезд, который, кстати, меня не радовал. Каждый раз во время таких «учений» мы ругались. Петер был совершенно нетерпелив и придирался ко мне по каждому поводу.

От нечего делать я решила немного прибраться. Квартира была совершенно запущенной – Петер решил сэкономить на уборщице, и поэтому никто, кроме нас, сюда не ходил.

Я прошлась пылесосом по комнатам и полила цветы. На столе и на полках покоился почти сантиметровый слой пыли. Я принялась все методично вытирать. Мне очень хотелось сделать Петеру приятное. Мой муж ценил порядок и должен был заметить изменения в квартире.

С полки упала фотография. Маленький, 3 × 4, снимочек. Он лежал совсем незаметно, и я бы ни за что его не нашла, если бы не смахнула нечаянно тряпкой. Я подняла снимок с пола и пригляделась. На нем была девушка с черными волосами и стрижкой точь-в-точь как у меня. На обратной стороне было выведено почерком Петера: «Nessi».

Я уже привыкла к манере тирольцев давать всем уменьшительно-ласкательные имена, заканчивающиеся на i. Меня Петер называл Mari, маму – Feli, дочь – Moni. А Несси… Я стала перебирать возможные варианты, и кровь стучала у меня в висках. Несси… Несса… Ванесса!.. Наверняка именно так!

Имя его бывшей!

А это… ее фотография! И именно в том виде, в котором я теперь Петера так возбуждаю!

И в том виде, в котором он предпочитает брать меня исключительно сзади.

Все мои подозрения последних месяцев внезапно прорвались наружу. Разом, грубо, шквально. Я перестала что-либо соображать. Мои руки сами потянулись к шкафчикам, и я принялись шарить в поисках других зацепок. При любых иных обстоятельствах мне бы и в голову не пришло копаться в личных вещах Петера. Но тут был особый случай. Что-то постоянно происходило прямо у меня перед носом, кто-то третий беспрестанно присутствовал в нашей жизни, и я должна была знать, что к чему.