– Вот, значит, чем ты теперь занимаешься. Тебе нужно было держаться от нее подальше, парень. Я готов был позволить ей заниматься ребенком до тех пор, пока ты снова не возник на ее горизонте.

Байрон почувствовал закипающий гнев. Поистине, человек с молотком может наделать много бед, но он научился не ввязываться в драку. Когда самовлюбленный старикан отчаянно хочет заставить тебя развязать потасовку, лучшее, что можно сделать, чтобы наверняка вывести его из себя, – сохранять спокойствие и молчать.

Именно так поступил Байрон. Обмотал костяшки пальцев тряпкой, которую по-прежнему держал в руке. С громилами, конечно, не справиться, но, если удастся вмазать разок Харперу, тот либо засудит его, либо засадит за решетку за непредумышленное убийство. Или то и другое разом.

Байрон рассудил, что это того стоит, если поможет вытащить его семью из тисков мстительной старой крысы.

Харпер прищурился, демонстрируя раздражение из-за пассивности Байрона, но в следующее мгновение снова широко улыбнулся. Кивнул коротышке, который тут же подскочил и протянул Байрону толстый конверт.

– Моя дочь продолжает пятнать гордое имя Харперов, водя шашни с типами вроде тебя. Я пришел к неизбежному заключению, что у нее помутился рассудок. Поэтому намерен объявить ее душевнобольной и неспособной исполнять материнские обязанности, а следовательно, обращусь в суд с просьбой передать опеку над ребенком мне.

– Сами вы душевнобольной! – не сдержавшись, рявкнул Байрон.

– Я? – Харпер только того и ждал, хотел прикинуться невинной овечкой, но не смог. – Я всего лишь отец, обеспокоенный здоровьем дочери и средой, в которой она воспитывает моих внуков.

– Вам не дадут опеку над Перси. Я его отец. Кроме того, у нас с Леоной лишь один ребенок.

Харпер захихикал.

– Неужели? Блудный папаша, который появляется лишь для того, чтобы снова сделать ее беременной! Не очень-то крепкое основание, правда? – Он принялся сосредоточенно рассматривать ногти, будто отродясь не видел ничего интереснее.

– Она не беременна.

– Нет, значит? – Харпер улыбнулся, обнажив серые зубы под стать пепельным волосам. У Байрона внутри все болезненно сжалось. И Леона вчера толковала что-то про малышей. – Она просто не хочет говорить, хотя определенно беременна, и этого ребенка тебе не видать как своих ушей, даю слово. Никогда. – Он указал на коротышку: – Мой адвокат так представил дело, что комар носа не подточит.

Коротышка снова протянул конверт, на этот раз Байрон раздраженно схватил его.

– Вы не выиграете.

– А вот здесь ты ошибаешься, – серьезно возразил Харпер. – Я всегда выигрываю, парень.

Байрон знал, что в защитной броне старикана имеется одна брешь, причем весьма ощутимая. Ему не следовало упоминать об этом, но, если уж на то пошло, не одному же ему страдать.

– Я обязательно сообщу об этом вашей первой жене.

Харпер напрягся, в глазах появилось убийственное выражение. Один из громил шагнул вперед, но он взмахнул тростью, заставляя отступить.

– Необдуманно, парень. Очень необдуманно.

Было приятно одержать над стариком пусть маленькую, но победу. Некогда Леон отнял у Байрона самое дорогое, но второй раз он этого не допустит. Черта с два.

– Не пытайтесь отобрать у меня сына, Харпер. Проиграете и никогда больше не увидите малыша.

Тонкие губы старика изогнулись в довольной усмешке.

– То же самое могу сказать я. Тебе нужно отказаться от отцовских прав на ребенка. А если не подпишешь бумагу, душещипательная история о том, как ты сделал мою дочь беременной, а потом подло бросил, попадет на первые полосы всех газет. Доктора, признавшие ее умалишенной, дадут подробные интервью. Что же касается тебя, я сотру в порошок и тебя, и всю твою семейку, и треклятую пивоварню. У тебя неделя. Хорошего дня. – Он развернулся, и громилы расступились, пропуская его.

– Вы к моему сыну и близко не подойдете, старичок, – с чувством произнес Байрон. Леон Харпер и был бессильным стариком с излишком свобод ного времени и адвокатов, пресмыкающихся перед ним.

Помедлив немного, Харпер развернулся. Самодовольная усмешка исказила его лицо.

– Вот как? А кто, по-твоему, мне позвонил? – Он снова захихикал.

Байрон растерялся настолько, что не сумел находчиво парировать выпад, просто стоял и смотрел, как старик и его лакеи уходят.

Он не мог поверить сказанному. Даже если Леона решила остаться матерью-одиночкой и жить с сестрой, она не просила бы своего недостойного папашу сделать за нее грязную работу. Сколь ни велика ненависть к нему, благополучие Перси заботит ее куда сильнее.

Спотыкаясь, Байрон проковылял на кухню и, тяжело опершись о стол, попытался восстановить дыхание. Леона ведь не беременна снова, не правда ли? Но презерватив-то разорвался, так что все может быть. Почему она ничего не сказала?

Сколько бы он ни извинялся перед ней, как бы ни заботился, как бы сильно ни любил ее, и только ее, – на поверку все это не имело значения.

Байрон понял, что с ним покончено. Все произошло как в прошлый раз. Леона всегда будет утаивать правду, скрываясь за спиной папочки, чтобы не пришлось марать руки в грязи. Всегда будет причинять ему боль.

Пришло время положить конец ее – их – победам. Он ведь Бомонт и отнимет у Харперов опеку над своим сыном – своими детьми. Раз и навсегда. Если даже для этого придется отвести Леону в суд. Харперы ждут, что он снова сбежит поджав хвост, но этого не случится. Никто не может безнаказанно шутить с Бомонтом.

Разговор с Байроном ни к чему не привел, и Леона решила сменить тактику, решив написать ему письмо.

«Дорогой Байрон, я беременна и не хочу сражаться с тобой из-за воспитания наших детей. Я хочу, чтобы мы стали семьей и были счастливы, насколько это возможно».

«Неплохое начало», – решила она. Новость о своем интересном положении нужно сообщить первой. Она пыталась сделать это вчера вечером, но он и слушать не стал.

Леона снова опустила ручку на бумагу, но слова не шли. Что добавить к уже сказанному? Надоело чувствовать себя предательницей оттого, что на первом же свидании не заявила во всеуслышание, кто ее отец. Она сожалела, что не рассказала о Перси, как и о том, что боялась снова быть отвергнутой.

Что бы ни случилось, детей она не бросит. И очень хотелось услышать заверения Байрона, что он не отнимет их у нее и не выгонит ее, а они даже не могли нормально поговорить, не ссорясь. Черт подери. Письмо должно упростить ситуацию.

Раздался звонок в дверь, Леона посмотрела на часы. Если это снова Мэй явилась без предварительного звонка, придется ее как следует отругать. Знает ведь, что в это время Перси всегда спит.

Леона открыла дверь и обнаружила мужчину в деловом костюме, похожего на хорька, смутно ей знакомого.