— Лапин вчера поехал в Союз журналистов. А кстати, где стажер? — Обычно Тема оставлял на столе старшего лейтенанта записку, сообщая свое местонахождение. Сегодня на столе Синицына записки не было.

— Это твой сотрудник. Тебе и полагается знать, где он шляется, — усмехнулся капитан. Он был весьма доволен, что отвертелся от стажера и того прикрепили к Синицыну. Страстью к педагогике Лебедев не страдал.

— Саша, во-первых, давай пойдем к Грушину, попросим объединить дело Каребина и Раневской. Во-вторых, руководство следствием возьми на себя. И в-третьих, Конюхова пора отозвать из отпуска. Мы зашьемся, — предложил старший лейтенант.

— Я не против объединить дела, но рано — оснований маловато. Нельзя считать фактом, что убийство издательницы произошло по твоей наводке. Пока это лишь эмоции. Это раз. Конюхова отозвать можно — это два. А три — ты струсил?

— Почему струсил? — удивился Слава.

— Хочешь спихнуть ответственность на меня. Это не по-мужски. Взялся за гуж и так далее.

— Опыта маловато. Дело становится слишком сложным, — пожаловался Слава.

— Ты что, старый импотент или молодой, рвущийся в бой жеребец? Щенков учат плавать, кидая в воду. Вот и выплывай. А слишком сложных дел не бывает.

Нащупаем мотивы, найдем убийцу. Давай переночуем с этой проблемой. Евреи говорят: стоит переспать с бедой, и она уже не так страшна, — усмехнулся капитан и ткнул Синицына пальцем в живот:

— До завтра, старший лейтенант!

Только мне кажется, ты не с бедой сегодня намерен переспать. Это я поеду ночью дежурить к твоей Маше Барановой. Ваша очередь завтра, а ты опять проснешься в Сивцевом Вражке.

Слава промычал что-то невразумительное и, оставшись в одиночестве, позвонил маме.

— Ма, не волнуйся, я у Шмелевой.

— Странно, я с Леной пять минут назад говорила, — удивилась мама.

— Нет, сейчас я одной ногой на службе, но уже еду к Лене.

— Конечно, Пусик. Ваше дело молодое. Передавай Леночке привет. Родители у нее славные. А хорошая семья в наше время — большая редкость. Подумай об этом… — Вера Сергеевна бодрилась, но голос у нее звучал грустно.

— Мама, что-то случилось? — забеспокоился Слава.

— Нет, Пусик, все в порядке. Вот только звонит кто-то и трубку бросает.

Мне от этого почему-то тревожно.

— Может, попадает не туда? — попытался успокоить сын.

— Наверное, так и есть. Ты когда появишься?

— Завтра приеду, — пообещал Слава. На улице было жарко, и люди выглядели по-субботнему празднично. Слава разглядывал прохожих и думал, какие они на вид добродушные и симпатичные. Вполне вероятно, что убийца Каребина и Рачев-ской так же прогуливается по вечерней Москве и ничем не отличатся от других горожан.

Размышляя таким не слишком оригинальным образом, он не заметил, как дошагал до метро и, продемонстрировав на турникете свой служебный проездной билет, спустился по эскалатору.

На станции тянуло прохладным сквознячком и пассажиров было не много.

Дожидаясь поезда, Синицын прохаживался по перрону, продолжая думать о своем, когда его тронули за плечо. Слава вздрогнул и оглянулся. Над ним возвышался стажер Тема Лапин, глядя на шефа сверху вниз.

— Ты откуда, студент? Почему записки не оставил?

— Я надеялся, Вячеслав Валерьевич, что застану вас лично. А утром я на работу не заходил. Сразу поехал на радиостанцию. Вчера в Союзе журналистов мне сказали, что Луиза Чихоненко работает на радио «Белая волна». Вот я и решил не тратить время и начать с них…

— Да не тяни. Выкладывай, что узнал, — приказал старший лейтенант.

Подробности действий стажера его сейчас не интересовали.

Но Тема говорить не стал. Помешал грохот приближавшегося экспресса. Он дождался, когда поезд выпустит и заберет пассажиров, и начал свой рассказ только после того, как последний вагон скрылся в туннеле:

— Так вот, Луиза Чихоненко в прошлом году уехала с мужем в Израиль, и ее документом пользуется совершенно другой человек.

— Опять виражи… Интересно, украла наша красавица удостоверение Чихоненко или та ей отдала сама? — задумался вслух Синицын.

— Теперь мы этого не узнаем, — развел своими длинными руками Тема.

— Почему не узнаем? Израиль — цивильная страна. А у Грушина в приемной имеется Интернет. Мы ее и в Израиле отыщем, — заверил стажера старший лейтенант.

— На это уйдет куча времени, — возразил Лапин.

— Ерунда, у нее наверняка есть электронная почта. Она же журналистка. Вот завтра утром этим и займись.

— А где я возьму ее электронный адрес? — забеспокоился Лапин.

— Ты на радиостанции не сообразил спросить?

— Не сообразил, — признался стажер.

— Напрасно. Уверен, бывшие сослуживцы поддерживают с ней связь. Ведь Чихоненко может им присылать интересные материалы.

— Хорошо, завтра поеду опять на «Белую волну».

— Надо научиться пользоваться телефоном, а не бегать как заяц по городу, выговорил парню старший лейтенант. — А после обеда тебе дежурить в Гороховском переулке. На ночь я тебя сменю. Ладно, пока! Тебе в другую сторону, а мой поезд идет. — И Слава, кивнув стажеру, поспешил прошмыгнуть в открывшиеся двери. По случаю субботы в вагоне оказались свободные места. В будний день в это время и встать нормально не всегда удается. Синицын уселся и достал из папки текст романа Каребина.

* * *

Глафира долго не могла забыть дворника Прохора, которого встретила возле подворотни. Дворник на нее зыркнул и нехорошо ухмыльнулся. От этой ухмылки у женщины сжалось сердце и противно заныло в груди. Но после посещения адвоката Сановского Глафира успокоилась и повеселела. Адвокат купил у нее золотой Николасвский червонец за десять миллионов.

Теперь надо было найти продукты. Глафира решила начать с ближайшей лавки.

Народа там собралось много, а это означало, что граждане чего-то ждут.

— Что дают, Митрич? — поинтересовалась Глафира у хромого деда, присевшего на корточки в конце огромной очереди.

Сотни людей своими телами создали длинную, слабо шевелящуюся змею, голова которой упиралась в «Хлебную лавку», а заканчивалась хромым стариком.

— Муку должны подвезти, — прошамкал дед беззубыми деснами.

— Кто сказал? — недоверчиво переспросила Глафира.

— Степка шепнул, — заговорщицки на ухо сообщил ей Митрич, для чего тяжело приподнялся с земли.

Грузчику магазина Степану можно было верить, и Глафира решила рискнуть.

Если бы она жила одна, то никогда не стала бы торчать в очередях, но сейчас у нее скрывались два молодых человека, а их надо было кормить.