Я до сих пор гадаю, как это могло случиться. Возможно, я сама потеряла его раньше, возможно, кто-то взял его из моей сумочки. Ни того, ни другого утверждать не могу. Если судьба моего документа прояснилась, буду очень благодарна получить об этом весточку. С уважением Луиза Чихоненко-Штейн".

Слава прочитал сообщение, молча посидел несколько минут и перечитал снова.

Кажется, полоса невезений с делом Каребина-Рачевской действительно дала трещину.

— Молодец, студент, — похвалил старший лейтенант стажера.

— Да, повезло. Она как раз сидела за своим компьютером, а время там на три часа раньше. Луиза, на мое счастье, работала всю ночь, — довольный похвалой, рассказывал Тема.

«Может, не ехать на собеседование в „Общество любителей“, а рвануть сразу в университет?» — подумал старший лейтенант. Но, поразмыслив, прикинул, что этот визит тоже принесет пользу. Не исключено, что все организации, использующие имя мистика, связаны между собой.

Однако обстоятельства не дали ему отправиться ни в общество, ни в университет. Позвонил Саша Лебедев и сказал, что из командировки вернулась подруга застреленного писателя редактор Ирина Старовцева и, узнав о гибели Каребина, желает срочно встретиться со следователем.

— Запиши ее мобильный телефон и договаривайся сам, — предложил капитан и продиктовал Синицыну номер. Слава позвонил.

— Я вывихнула в аэропорту ногу и сижу на даче. Если вы сможете, навестите меня. У меня есть что сообщить вам о моем погибшем друге. К сожалению, сама буду несколько дней не в состоянии отсюда выбраться, — услышал он и, старательно записав координаты дачи, пообещал сегодня же приехать.

Дача Старовцевой находилась в Пушкино, и Слава отправился на Ярославский вокзал. Взяв билет туда и обратно, он уселся на свободную боковую скамейку рядом с тамбуром, открыл кейс и принялся за чтение. Теперь Синицын уже не сомневался, что ключ к убийству надо искать в романе Каребина.

* * *

Вера очень устала и если бы Тимур не тянул ее за руку, она бы давно свалилась где-нибудь под деревом. Они шли третий день, стараясь не выходить из леса. Пожелтевшая травка под березами, осыпанная золотом павшей листвы, так и манила улечься на нее и подремать. Но Тимур не давал:

— Держись, любимая, нам надо до заката добраться до границы.

— Больше не могу, у меня ноги болят, потому что туфли порвались и в голове шумит. Я есть хочу, — жаловалась Вера.

— Потерпи немного, завтра все у тебя будет. И еда, и новая обувь, — уговаривал ее Тимур и тащил вперед.

К вечеру они вышли на опушку и увидели крепость Ивангорода. — Мы уже близко, но до сумерек надо переждать, чтобы не попадаться на глаза. Теперь можешь поспать, — разрешил молодой человек.

Но Вера спать уже не хотела — она хотела есть. Тимур побродил вокруг и собрал немного грибов. Разводить костер он опасался, чтобы дым не привлек к ним внимания. А есть неприготовленные сыроежки Вера не могла. Она весь день питалась только брусникой, и от терпких ягод язык сильно щипало. Девушка улеглась на мягкий покров из травы и опавших листьев и в мечтах увидела столовую в своем бывшем особняке.

— Хочу рябчика в сметане или хотя бы кусок отварной телятины с хлебом и артишоками. — Барышня вспоминала, как няня заставляла ее есть ненавистный суп из стерлядки, и от воспоминаний глотнула слюну. «Почему я была такая дура?» — думала она, и слезы сами собой навертывались на глаза. Мысли о няне снова вызвали беспокойство.

— Тимур, ты уверен, что Глаша нас услышала?

— Конечно. Я ведь донес до нее твои слова. Меня Глафира могла бы и не послушаться, но твой голос она хорошо знает, — успокоил Веру Тимур.

— Ты думаешь, ее не поймают? — все равно продолжала допытываться она.

— Ее не будут ловить. Она же не буржуйка, по их мнению, а угнетенный пролетарий, — усмехнулся молодой человек. Он жевал сыроежку, и Вера, чтобы не видеть этого, отвернулась.

— Как ты узнал, что к нам нагрянут эти из ОГПУ? — спросила она и покраснела. Все произошло так неожиданно, что в ее голове путались мысли, вызывающие не только ужас, но и смущение.

Воспользовавшись тем, что в каморке няни они остались одни, влюбленные начали целоваться. Целовались они и раньше. Вера через задний лаз бегала на свидание к Тимуру, и они до рассвета просиживали на скамейке, нашептывая друг другу в перерывах между поцелуями нежные признания. А там, в каморке няни, Вера вдруг почувствовала, что сейчас произойдет то таинственное, страшное и прекрасное, о чем она так много думала, мечтала и одновременно боялась.

Тимур расстегнул ей корсет и поцеловал грудь. Девушка затихла и поняла, что больше себе не принадлежит. Она не помнила, как оказалась раздетая. Тимур так нежно и ласково прикасался к ней, что страх отступил. Она гладила его жесткие темные волосы и млела от умиления. Потом ее сковали тяжесть и боль.

Вере очень хотелось крикнуть, но она знала, что за стеной соседи, которые не должны о них знать. Она до крови кусала губы и терпела. Но боль внезапно прошла и Вера почувствовала нежность. Такой огромной необъятной нежности она никогда еще не испытывала. Железные объятия Тимура вмиг стали легкими. Ей хотелось, чтобы возлюбленный сжал ее еще сильнее, чтобы он растворил ее тело в своем. Ее грудь рвалась к нему навстречу. Вера снова кусала губы, чтобы не закричать, но теперь она сдерживала крик страсти. Потом наступил покой и блаженство. Она лежала бы так вечно, чувствуя, как он ласкает ей живот и грудь, как смотрит на нее темными, полными восхищения глазами.

Стыд отступил, под восторженным взглядом Тимура ей было хорошо, потому что девичья откровенная красота делала мужчину ее рабом. Но неожиданно он вскочил.

Лицо его в секунду переменилось и стало тревожным.

— Скорей одевайся, — шепнул Тимур и стал натягивать на себя штаны, рубаху, бархатную куртку.

— Няня пришла? — предположила Вера, с трудом изгоняя из себя истому после их близости.

— Нет. Сюда едут чекисты, — бросил он и стал помогать ей с одеждой.

Его слова вернули девушку в реальный мир. Она так недавно пережила кошмар насилия, от которого ее чудом спас отец возлюбленного, что одно напоминание об этих страшных людях вызывало ужас. Тимур тихо приоткрыл окно, оглядел двор барака и выпрыгнул вниз. Вера склонилась на подоконник, и он принял ее на руки.

Молодой человек аккуратно прикрыл створки, и они, пригнувшись, побежали к дровяным сараям. Спрятавшись за дощатой стеной, Тимур приложил палец к губам и стал смотреть в щелку.

По переулку прогромыхал автомобиль и остановился у ворот. Затем хлопнули дверцы, и машина укатила. Во двор вошли трое. Двое в тельняшках, один в коже с маузером в руке. Им навстречу из барака выскочил дворник Прохор в штанах навыпуск и поддевке. Что-то шепнув на ухо мужику с маузером, он остался топтаться возле двери, а трое приехавших двинулись вокруг барака.