Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вон протока, ребята, глядите! Эх, рыбы там ой-ой-ой! Туда пару пакетов кинуть — вся наша была б! — задохнулся от картины, которая ему представилась.
Петр посмеивался, рассматривая парня.
— У нас так рыбачить нельзя.
— А что, рыбнадзор?
— Никакого надзора — сами не дадим.
Парень уловил неодобрительность и замолк, уткнулся под рубашку к щенку.
Тут кто-то принес весть, что открылся буфет, и все затопали вниз. Алексей предложил тоже туда спуститься, позавтракать. Петр махнул рукой, отвернулся к реке и, помолчав, сказал неохотно:
— Какой там завтрак... Вермут да прошлогодние пряники.
Алексей согласился, что идти незачем, не до вермута сейчас. И добавил, что вообще объявил себе сухой закон.
Петр недоверчиво, но с интересом посмотрел на него.
— Чего так? Иногда не мешает...
Алексей облокотился о поручень. Теперь они стояли, прислонившись плечом друг к другу.
— Я, знаешь, был не дурак выпить, — сказал Алексей задумчиво и замолк, не находя слов, не уверенный, что сумеет выразить свое убежденье. — Понимаешь, я все пронаблюдал... Берешься за бутылку... Сначала как будто все хорошо — застолье, друзья, разговариваешь откровенней. Но это же на полчаса, на час, не больше. Потом — бред, глупость. Это я для себя открыл... И не стало мне покоя... Сколько ни выпью — не отбивает у меня мысли — пустота это, бессмыслица. И стала одолевать скука, жалость... Смотрю на ребят — убожество это, нищенство... Вспомню, какая книга начата, а мы тут глупость порем, дуреем.
И хочешь верь, хочешь нет — перестал пить совсем. И от компании отошел, друзей потерял... Сначала ходил еще к ним, но не пил — делал вид, что пью, а сам не пил. И это еще тошней — трезвому смотреть на пьющих... И перестал к ним ходить вовсе. Да и нельзя уж было в компании находиться: заметили они, что не пью, стали приставать, высмеивать.
Так и разошлись — они за бутылку, я за книги. Я очень книги люблю. Особенно по философии. И художественную литературу... И физику. Физика будет моя специальность. Хочу поступать в физико-технический. Подработаю деньжат и поеду. — Он помолчал, посмотрел на реку и спросил с надеждой: — Тут время будет, чтоб читать?
Петр посматривал на него и с удивлением, с просыпающейся к нему добротой и симпатией думал: каких только людей не встретишь в дальних этих краях. «Особенно по философии». Сам Петр ничего, кроме слова этого, не знал. Слово было редкое, непонятное и угадывалась в нем темная глубина, и поэтому человек, так просто его произносящий, вызывал изумление.
— Чего ж не будет?.. Рабочий день у нас нормальный, кончил — и читай... Тем более ночи светлые...
Он внимательней присматривался к Алексею. Вроде парень как парень, все тут такие... А потом мелькнет в нем какая-то задумчивость... Что-то такое — не найдешь слова... Что-то непривычное... Будто отлетает он куда-то... И здесь он, и не здесь... Вот сейчас Петр чувствует, что тот не слышит его, задумался о своем и не слышит, хотя, наверное, и слышит... Ну не скажешь об этом... Такой чудной парень попался... Электрик, говорит... И по плотницкому делу, говорит, может. И по философии... Вот чудо-то!
Между тем Алексей оторвался от поручней, распрямился и с мучительным и вместе радостным изгибом на губах сказал:
— Теперь главное — время не терять, чтоб за этот год побольше сделать. Я много лет впустую потратил. Сейчас наверстываю... Старый я уже — двадцать шесть. И еще ничего не сделано... Десятилетка и курсы... Маловато...
...После армии я все по стройкам — в Средней Азии, и Сибири. Хорошо зарабатывал, все время на новых местах. Интересно, пока в новинку. Вкалываешь, как черт, а потом — в отпуск, на курорт. Что заработал, спустишь до копейки и — назад, снова вкалывать. Покружился в этой карусели... А раз вдруг как прострелило меня: зачем, думаю, что дальше-то?.. Так вот всю жизнь?.. Годы идут, а у меня ни образования, ни развития, ничего... Одно ремесло для заработка...
Книги-то я всегда почитывал... А как пришли эти мысли, тут просто набросился. И стал все больше по философии читать. Случайно нашел первую книжку... Перебрасывали нас на самоходке... В каюте на полочке, гляжу, валяются между всяким хламом и банками книжка. «Происхождение семьи» Энгельса. Как она туда попала?.. Пока шли до места, прочитал. Вот книга! Вся история раскрылась. В учебниках этого нет... Да и что — учебники! Мелкота. Здесь, понимаешь, по-настоящему, серьезно...
Обо всем... И о любви написано — первый раз вник... Никогда не думал, какая это проблема... Вот послушай: в былые годы, оказывается, любви не было, не знали этого чувства. Любовь не так давно появилась, в средние века. Представляешь — такое вроде обычное чувство, всегда вроде было... А, оказывается, сложней все, запутанней... Уж когда она появилась, все равно женились не по чувству. Женились по расчету — чтоб увеличить богатства, приобрести связи, завести наследников... И ведь тысячи лет семьи появлялись по расчету... А любовь возникла и жила так, неофициально, сбоку где-то, представляешь? Очень это меня поразило. Целые поколения не чувством дорожили, а вещами, деньгами. Унизительно это для человечества... По-моему, если чувства нет, то и семьи нет. Не могу представить, чтоб мужчина и женщина прежде расспрашивали друг друга — у кого сколько сбережений или какая зарплата, а потом бы женились... Вот гадость-то! Неужели так можно жить? Не верю, хоть знаю — так и жили и живут...
Я в то время как раз познакомился с одной женщиной... С инженером на нашей стройке...
Алексей замолк, и опять мучительно и радостно покривились губы. Какая странная у него улыбка. Он сам себя прервал, раздумывая — говорить или не говорить.
— ...Понимаешь, потянулись мы друг к другу, стали часто видеться. И человек она интересный, и не женаты мы — все как будто для нас... Сразу меня как ослепило — обрадовался, что нашел настоящую любовь. Не время было, а праздник. Каждый день золотой. А прошло месяца два — чувствую: она меня больше любит, чем я ее... Не могу ей ответить, чтоб наравне... Словно виноват перед ней, в долгу у нее... И стыдно от