палатки. Неподалеку на печке, сложенной из камней, грелась кастрюля воды. Полил Алексею, тот промыл глаза.

— Диметилом надо понемногу.

— Знаю. Не рассчитал. Зажрали совсем — я и ливанул...

По мосткам бежали новички, ныряли в палатки.

Оставив Алексея, Петр устраивал их, помогал, как мог, раздавал диметил...

Пришел Туркулесов, тут же у палаток стали выдавать накомарники, распределять по работам...

7

После обеда, облачившись в черный костюм и красный накомарник, Алексей уже подтесывал березовые хлысты для вертолетной площадки. Проваливаясь по колено, их укладывали на прогалине поверх сырого мха и сбивали железными скобами.

Брызгал мельчайший дождь, было безветренно, парило. Комары вились тучей и надсадно визжали, но теперь они не страшны. Алексей со злорадством слушал их: мельтешите — все равно через сетку не достанете. Лицо еще зудело, но от одной мысли, что избавлен, становилось легче. Топор позванивал по сырым обрубкам сучьев, по коре, и руки радовались работе.

Рядом — тот длинный парень, владелец щенка, ловко подгоняет хлысты. Алексей сначала не узнал его из-за энцефалитки и накомарника, но тот сам себя выдал.

— В пороге должен харьюз водиться: он любит быструю воду. Харьюз — это рыба! Лучше нет: чуть присолишь и кушай. Удочки у меня есть, удильник подлинней вырежу... Эх, и нацепляю! Мне токо до реки добраться — будем с рыбой!..

8

Как уложили площадку, вскоре же прибыл первый вертолет. Алексей ставил каркас для новой палатки и услышал грохот мотора. И пошли посмотреть, как сядет. Почти все собрались и Туркулесов.

Наверное, сверху площадка хорошо виделась — берестовая с красными флажками по углам на тусклой зелени вырубки. Вертолет сел точно в серединку, и хлысты только немного прогнулись.

Алексей хотел уходить, но задержался — захотелось поглядеть, кто прилетел, что привезли.

Выскочил оттуда летчик и, конечно же, стал бить себя по щекам и по шее, приветствуя комаров.

А за летчиком осторожно и неловко ступила на березовый настил...

Не мог в это поверить Алексей.

Ступила на березовый настил Зина...

Так давно не видел ее Алексей и думал, никогда не увидит, и не собирался увидеть, и может быть, не хотел увидеть. А она появилась нежданно.

Туркулесов к ней подошел, взял ее чемоданчик. Алексея она не могла узнать из-за его здешнего наряда и накомарника. Сам же он издали смотрел и не приблизился.

И хоть был он к ней равнодушен, неожиданность ее появления нарушила спокойствие, в котором он существовал. Точно камень упал в его омут, расшевелил водоросли, спугнул рыб и улегся на дно, и опять все успокоилось. Не хотел он этого спокойствия, тяготился им, но оно не покидало его. И все-таки камень лежал на дне, и уже поэтому дно изменилось...

Зина с Туркулесовым приближались. Она сразу надела накомарник, и Алексей видел ее лицо через тюлевую вуаль. А она не посмотрела в его сторону, и ему на миг сделалось обидно, что не посмотрела. Если б знала, что он здесь, посмотрела бы, это ясно... А она не знала. Это себе Алексей стал объяснять и удивился объяснению. И без объяснения он был уверен, что Зина посмотрела бы.

Он услышал, как Туркулесов сказал:

— ...В бухгалтерии можно раскладушку на ночь ставить.

И она жестковато усмехнулась и ответила:

— Роскошь!

Они пошли к бараку, где размещалась контора.

Надо было помочь разгрузить вертолет, и Алексей стал принимать ящики с тушенкой. Он подумал — не стоит показываться Зине, пусть не знает, что он здесь. Так спокойней и ей, и ему. Но тут же решил: будь как будет. В таком поселочке разве укроешься? И зачем укрываться? Никто из них не виноват ни в чем. Да она как инженер может посмотреть списки и увидеть его фамилию.

9

Вечером, когда кончили работу, непонятно, глухо потянуло его пройтись около конторы. Алексей не мог себе в этом признаться. Он даже не думал о том, чего хочет, но в голове словно появился маленький компас и стрелочка показывала в одном направлении... Это направление он и чувствовал: все время подспудно, темно ощущал, с какой стороны стоит этот осевший старый барак, до которого раньше ему никакого дела не было...

Раскрыл чемодан, достал «Поэтику», а сам всей кожей чуял: барак — за парусиной палатки, за вырубкой, прямо перед лицом.

Побрел к порогу на скалы — там над рекой сдувало комаров... А правая рука, правая щека, вся правая половина тела независимо от сознания чувствовала: барак справа.

Он пересиливал себя, не хотел признавать этой стрелочки, запавшей в голову. Посидеть часок, почитать спокойно... Первое знакомство с Аристотелем... Авлетика и кифаристика... Там в конце книги есть комментарии и эти понятия, конечно, объяснены... Устроился на выбеленном вешней водой бревне, застрявшем среди камней, раскрыл книгу, но читать не мог вовсе. Затылком, спиной, плечами узнавал, что барак — там, сзади, за скалой, за рощицей.

Упорно убеждал себя, что устал за день и поэтому чтение не клеится... И тут понял всю бессмысленность этого обмана и понял, чего хочет.

Закрыл книжку, сунул под куртку... Зачем-то посмотрел на пальцы: там остались оранжевые пятна — диметил растворял краску переплета. Подумал, что книжку надо обернуть в бумагу, иначе она совсем облезет. И тогда же, без всякой связи, решил, что надо идти к бараку. Четко, определенно решил и удивился этому решению.

10

Зина сидела у стола, спиной к двери. Какие-то чертежи перед ней, бумаги... На квадрате окна голова ее до волоска прорисована вечерним светом. Когда вошел Алексей, не обернулась. Дверь шаркнула, но Зина не обернулась. Наверное, подумала: кто-то из бухгалтерии... Переложила листы, задумчиво постучала карандашом по столу.

Алексей встал у порога. Подойти? Или — обратно, пока не заметила? Входя, он ждал, что они сразу друг друга увидят, и приготовился к встрече. Но сейчас, стоя у порога, почувствовал неуверенность. И тоскливо сделалось, и против воли он тихо позвал: «Зина...»

Она обернулась не сразу. Подняла голову от чертежей, посмотрела в окно, как бы проверяя себя, не ослышалась ли. И потом уж повернулась.

Жестковатая улыбка прошлась по лицу. Скорей даже усмешка... Но может быть, и улыбка... Без удивленья, буднично, словно видятся каждый день, сказала:

— Здравствуй. Не стой на пороге.