битву с тобой, – согласился он. – Но ты же не будешь драться с безоружным. Мне необходим такой же меч, как у тебя, чтоб мы были на равных.

– Тогда иди и возьми меч!

– Ты подождёшь меня?

Густав нервничал, ему не терпелось начать драться. Спокойствие и надменная ухмылка противника его раздражали и лишь усиливали гнев.

– Если ты ему позволишь уйти, он направится к отцу и пожалуется, – резонно предположила Маргарет за спиной младшего брата.

– Ты никуда не пойдёшь! – тут же выкрикнул Густав, быстро сообразив, что сестра может оказаться права. – Защищайся, чем сможешь.

И Густав, собрав все силы, поднял меч высоко над головой. Рубин яркой красной звездой сверкнул на рукояти. И всё-таки сил не хватило. Взмах был слишком резким, меч перевесил, и Густав повалился на спину. Заметив, что брат потерял равновесие, Маргарет быстро отскочила от него, но, видимо, не достаточно далеко, так как, падая, Густав задел её мечом, и острый клинок разрезал юбку.

Всё произошло буквально за секунду, Берхард успел лишь ахнуть от неожиданности. Маргарет, онемев, в ужасе разглядывала разрезанную юбку, представляя, что было бы, если б клинок достиг ноги. Густав за эту секунду пережил такой испуг, какой не переживал ни разу в жизни. Потеряв почву из-под ног, он стремительно падал на спину. Всё, что он видел – кроваво-красный рубин, всё, что он слышал – бешеное биение своего сердца, всё, что осознавал – своё бессилие. Упав на пол, Густав сильно ударился головой, меч выпал из его рук, изо рта вырвался тяжёлый стон, а потом… Потом стон превратился в хрип, тело мальчика забилось в частых конвульсиях, а на губах появилась белая пена. Увидев брата таким, Маргарет ужаснулась ещё больше. «Нет, только не это!» – вскричала она и скорее побежала прочь.

У Густава начался приступ падучей. Вид, конечно, неприятный, но сейчас не до эмоций – требовалась немедленная помощь. Берхард видел подобное состояние брата не раз и уже знал, что и как надо делать. Он быстро огляделся, его взгляд упал лежавшие на столе кисти – подойдёт. Мальчик схватил большую кисть с широкой деревянной ручкой и бросился к брату. Разжав крепко сжатый судорогой рот несчастного, Берхард втиснул между челюстями эту деревянную ручку, чтобы во время приступа больной не захлебнулся слюной и пеной и не откусил себе язык. Проделав это, Берхард сел на колени и почти посадил на них брата, прислонив его голову к своему плечу. Густав метался в агонии, у него появился жар, на лбу высыпали капельки пота, расширенные зрачки глаз бешено вращались, будто видели перед собой картины ада. Берхард придерживал трясущееся тело Густава и пытался мягкими словами успокоить его сознание. Так советовал делать лекарь Гойербарг.

Приступ длился всего несколько минут, но они тянулись невероятно долго. Постепенно агония Густава начала стихать, усталые глаза закрылись, дыхание стало спокойнее. Пена перестала течь изо рта, и Берхард вынул кисть. В ней не было больше надобности.

Позади послышались тяжёлые шаги. Берхард обернулся и увидел, как в комнату вошёл отец.

– Что произошло здесь? – строго поинтересовался он, склонившись над сыновьями.

– У Густава приступ… – тихо отозвался Берхард.

– Я вижу. Маргарет прибежала ко мне, рассказала, что вы опять подрались. Она сказала, что ты зачем-то взял мой меч, замахнулся на Густава, напугал его… Что за битву вы тут устроили?

Берхард опустил глаза и промолчал. Он не сомневался, что Маргарет выставит виновником произошедшего именно его. Отец ей наверняка поверит, придётся оправдываться. А Густав, когда придёт в себя, обязательно поддержит версию сестры, и тогда в глазах отца Берхард предстанет лжецом, вором и жестоким человеком. А ещё обо всём этом узнает матушка.

Генрих осторожно взял на руки измученного приступом Густава и перенёс его на кровать. Мальчик всё ещё находился без сознания, но судороги прекратились, и дыхание выровнялось, остался только жар. Казалось, Густав просто спит.

– Почему ты молчишь, Берхард? – вновь обратился Генрих к старшему сыну. – Всё было так, как рассказала Маргарет?

– Разве вы не верите дочери?

– Я хочу слышать твою версию.

Берхард поднялся и взглянул на несчастного брата – ну разве можно жаловаться на столь слабое существо?

– Нам было интересно подержать в руках настоящее оружие рыцаря, вот мы и взяли ваш меч, – ответил Берхард, потупив взор. – Но он оказался тяжёл для нас. Густав перепугался, когда падал с мечом в руках. Если вы хотите наказать, отец, наказывайте меня одного. Густав и так уже наказан приступом.

– Ты хочешь сказать, что вы просто играли, и никакой борьбы не было?

– Не было.

– Кто из вас взял меч?

Берхард молчал. Неужели отец и правда не поверил Маргарет?

– Кто из вас взял мой меч? – строже повторил Генрих.

Густава наверняка кто-нибудь видел у покоев отца, так что здесь скрывать нечего.

– Густав, – сказал мальчик.

В этот момент в комнату вбежала встревоженная Патриция.

– Где мой сын?! Что с ним сделал этот мерзавец?

Патриция бросилась к кровати и обняла сына.

– Бедный Густав, бедный мой мальчик, – запричитала она. – Как ты страдаешь от своего жестокого брата! Ты страдаешь, а он стоит тут холодный, надменный и радуется твоим страданиям.

И Патриция послала Берхарду ненавидящий взгляд.

– Густав виноват не меньше… – вступился Генрих.

Но Патриция его оборвала:

– Давай, защищай его! Когда он убьёт Густава, ты тоже будешь его защищать?

– Густав сам взял мой меч…

– Да, взял! А ты знаешь почему? Потому что твой любимчик оскорбил и унизил Маргарет перед посторонним человеком, перед молодым мужчиной. Густав встал на защиту чести сестры. Он повёл себя как истинный благородный рыцарь!

Генрих строго взглянул на Берхарда. Получалось, что сын его обманывал?

– Это правда? Берхард?

– Я нарисовал её руку, а Маргарет это не понравилось, – сказал Берхард, чувствуя, что происходящее заводит его в тупик. – Я ничем не оскорблял её.

– Нарисовал, – усмехнулась Патриция. – Изуродовал! А что говорил ей при Зигмунде? Повтори, повтори это отцу.

– Если вы так настаиваете, – пожал плечами Берхард, сестру он выгораживать не собирался. – Маргарет задавала геру Зигмунду непристойные вопросы, и я напомнил ей, что она – дочь ландграфа.

– Ах ты, бесстыжий! – вскочив, воскликнула Патриция. – Ты обидел мою дочь, а теперь ещё и выставляешь её распутницей!

И женщина уже занесла руку для пощёчины, однако Генрих остановил её. Мужчина был поражён случившимся. Он всегда верил своим детям, но выяснилось, что они могут лгать ему, он доверял им, считая достаточно взрослыми и разумными, но оказалось, что они до сих пор требуют присмотра.

– Оставь, я сам разберусь, – сказал Генрих супруге. – Позаботься лучше о Густаве.