замка и смотрела вдаль. Холодный ветер спутывал её волосы, трепал подол чёрного плаща. И всё же он был ласков, с ней был ласков. Ветер дул с Рейна, слетал с его холмов. Он нёс с собой влагу, гнал из-за дальних гор тяжёлые тучи. На Регенплатц надвигался ливень.

Женщина подставила ветру своё лицо. Она не ощущала холод. Этот ветер был вестником не только стихии, но и грядущей радости. Её радости. Осталось подождать совсем немного.

Рейн потемнел, забурлил, занервничал. О берег бились волны, предупреждая рыбаков о шторме. И люди торопились убрать подольше от наступающей воды свои лодки и свернуть сети. Лес у подножия замка шумел, взволнованный резкими порывами ветра, и гул его сливался с ворчанием Рейна. И только Стиллфлусс, скромная застенчивая речка, огибая равнину, продолжала тихо и покорно нести свои воды своему господину, величественному Рейну, где они растворялись, навсегда исчезали в его глубинах, в его мощи. До Стиллфлусс стихия ещё не дошла.

Солнце нехотя собирало свои лучи, забирая тепло и уступая место грозе. Тени надвигающихся туч постепенно накрывали красные черепичные крыши города Крафтбурга. В его порту тревожно покачивались большие парусные корабли, нервничали торговые суда, суетились лодочки. Улицы опустели. Жители укрылись в домах, закрыли окна.

И люди, и природа трепетали перед стихией. Все и всё, но только не она. Фамилия Регентропф обязывала её быть сильной, стойкой, гордой. Сильной, как веками никем не покорённый Крафтбург, стойкой, как неприступные стены замка Регентропф, гордой, как могучий Рейн. Гретта стояла на самой высокой башне замка, вросшего в вершину самого высокого холма Регенплатца, она была ближе всех к небу, к тучам, стояла в самой гуще ветра. Она ждала ливень. Она ждала его, своего любимого. Она знала, что он скоро придёт. Осталось подождать совсем немного.

Вот уже первая капля дождя коснулась её щёки. Гретта улыбнулась. Он всегда её так приветствовал, это его поцелуй. Через некоторое время ещё пара капель упала на её губы. Он уже здесь, уже совсем рядом. Они скоро встретятся, увидят друг друга.

Сердце радостно билось от предвкушения встречи. Гретта спешно покинула площадку башни, спустилась по лестнице, добежала до своих покоев. Она примет любимого здесь.

Плащ скинут и брошен на сундук, причёска наскоро поправлена, служанка и пожилая нянечка выпровожены из комнаты. Осталась только она. Она да её маленький сын, лежащий в колыбельке, малыш Берхард. Молодая женщина нагнулась к младенцу и нежно погладила его по покрытой чёрными пушистыми волосиками головке – малыш улыбнулся матери и радостно засучил ручками. Как же он был похож на своего отца! Те же ястребиные глаза, та же улыбка. Одеяльце сбилось, и мать заботливо поправила его, укутав сынишку. Но тот не пожелал быть запелёнатым и, недовольно кряхтя, вновь задёргал ручками и ножками, скидывая с себя одеяльце. Упрям. Упрям, как все Регентропфы. И всё же мать снова укрыла его ножки, расправила воротничок рубашечки, поверх которой блестела тонкая золотая цепочка с незатейливым жемчужным кулоном в виде капельки.

Вскоре малыша заинтересовало что-то у окна. Глазёнки его остановили любопытный взгляд на бледных лучах солнца. Мальчик посмотрел сквозь туманный свет и улыбнулся. Гретта знала, кого увидел сын. Она повернулась к окну, протянула руки навстречу.

– Здравствуй, Берхард, возлюбленный супруг мой. Добро пожаловать домой.