— Вейре, — хриплым от волнения голос позвал Веспверк сына. — Мне… мне тоже… нужны… — Он словно глотал камень и задыхался. — Обнимашки. А тебе?

У меня поднялись брови от удивления: услышать из уст «сухаря» подобное — сродни молнии. Видимо, от отчаяния решился. Но на отчаянное предложение отца Вейре непримиримо отрезал:

— Нет! Иди, обнимайся с ней. И пусть она… она… — не сдержавшись, он горько разрыдался. — Пусть она… она… ро… родит… родит тебе… другого…

Не надо гадать, что хотел сказать малыш. Я ошарашено моргала, а с лица герцога отхлынула кровь. Он сжал кулаки. Безмолвно вертел головой, не в силах подобрать нужных слов. Несомненно, ему больно. Еще все это происходит при мне. Так и не найдя нужных слов, он протянул руку и осторожно коснулся макушки сына.

— Вейре! — потрепать его, как это делала я, Веспверк не смог. Или не посмел. — Ты… право, говоришь глупости!

— Нет! Так все говорят! — сквозь горькие слезы надрывно прокричал Вейре. — Все… все только и говорят… когда… когда я… умру! И… И…

— Хватит! — рявкнул побледневший герцог. — Это все глупости! — И потянувшись к сыну, дернул его за воротник курточки к себе.

Веспверк хотел крепким отцовским объятием доказать, что, конечно же, любит сына, что от таких слов тоже страдает, но на нервах не рассчитал силу. И вышло так, что вместе с рыдающим Вейре, крепко державшимся за меня, к герцогу подалась и я — и часть отцовского объятия Веспверка досталось и мне. Точнее, вышло, что рыдающего Вейре мы обнимали вместе: я Вейре, а герцог сына и меня.

Горячее дыхание Веспверка старшего обжигало мне висок и щеку. Я же, сгорая от стыда, взволнованно дышала ему в шею. Но Вейре обнимал меня так крепко, что, несмотря на всю неловкость, шансов отстраниться не было.

Полагаю, Веспверку обнимать меня — тоже то еще удовольствие, однако ради сына он терпел.

Ему, как и мне было неуютно, зато Вейре успокаивался. А потом и вовсе притих, только громко и сильно всхлипывал.

— Вейре, — ласково и тихо заговорила я прямо в ухо герцога. — Знаешь, а я еще не видела мерка! Говорят — он большой и сильный. Я одна боюсь смотреть на него. Если бы только с тобой посмотрела. Пойдем?

Малыш молчал, продолжая всхлипывать.

— Я тоже пойду, — не своим голосом произнес герцог. Ослабил хватку и осторожно потянул сына к себе. И, о, чудо, Вейре прижался к нему, обхватил за шею отца.

Так втроем мы и направились на задний двор, где стояли многочисленные цирковые клетки.

Однако радость покинула нас. Вильдия своим появлением отравила весь праздник.

«Мерзкая жучка!» — шипела я про себя, будто это у меня пытались отобрать отца.

— Вейре, смотри, какая интересная лошадка! — герцог шагнул к клетке, где стоял не конь, а приземистое парнокопытное с крупными рыже-белыми горошинами на шкуре.

— Не хочу! — прошептал Вейре и снова зарыдал.

Я взглянула на герцога, и он нехотя пояснил:

— Вейре упал с Ветра и теперь боится лошадей.

— Я их тоже боюсь! — призналась, чтобы поддержать ребенка.

— Вы девочка! — подавленно прошептал Вейре.

— Но я же уже большая девочка, а все боюсь. А еще боюсь пауков, крыс, змей! И даже ящериц и… — замерла на полуслове, потому что заметила в соседней клетке низкорослую зебру, едва доходившую мне до бедра.

— Кто это? — показала рукой.

— Пул, — пояснил следовавший за нами по пятам циркач.

— Какая прелесть! — сплеснула я руками, почувствовав, что это шанс. — Ой, какая малышка-лошадка!

К клетке обернулся герцог.

— Какая она малышечка! — запела я, желая обратить внимания ребенка.

— Это мальчик! — пояснил циркач, и мы с герцогом грозно зыркнули на него, как два кровожадных крокодила. — Ах, да-да, малышечка! — Тотчас согласился мужчина.

— Совсем как ты! Вейре, посмотри! — я осторожно потянула мальчика за рукав курточки, и, о, чудо, ребенок повернул голову.

Хватило пары мгновений, чтобы он оценил милую крошку-зебру и робко улыбнулся. А тем временем Веспверк старший одним взглядом убедил циркача открыть клетку. И в эту небольшую клетушку мы вчетвером попытались влезть. От такой наглости крошка-зебра забилась в угол.

— Я думаю, она боится нас, — заметила.

— Почему? — встрепенулся Вейре. — Я не обижу ее.

— Потому что он такой же малыш, как и ты, — я улыбнулась.

— Унис любит яблоки, — под руку поведал циркач, желавший во что бы то ни стало поднять настроение зрителям. Чувствовал пройдоха, что за это ему достанется хорошая награда.

— Морт! — рявкнул герцог. — Яблоки!

Уже скоро Вейре, заботливо закутанный в плед, сидел на коленях отца перед зеброй и кормил ее сладкими фруктами. Зебра брала угощения аккуратно, и атмосфера постепенно разряжалась. Но идиллия продолжалась ровно до тех пор, пока Вейре неожиданно не чихнул, и крошка зебра не отпрыгнул в крайний угол клетки.

— Какой Малыш трусишка! — засмеялся неожиданно Вейре, и я поняла: сколько бы за крошку-пула не попросили, герцог выкупит его, потому что ребенок с удовольствием гладил пятнистую бархатную мордочку и улыбался.

Пользуясь случаем, я решила попытать счастья и деланно вздохнула:

— Жаль, что Малыш не выдержит меня. Я бы так хотела прокатиться на нем!

— Чем вам конь не нравится? — покосился на меня герцог.

— С них высоко и больно падать, — покосилась на него. — А вот с Малыша…

— Хочу сесть на него! — уверенно заявил Вейре. Мы с Веспверком пронзили друг друга взглядами и повернулись к циркачу.

— Конечно-конечно… — услужливо закивал седовласый мужчина…

Не менее получаса мы катали Вейре на Малыше. Циркач вел животное за узду, я шагала с одного бока, герцог с другого, подстраховывая. И мы слушали довольный голос Вейре, чувствовавшего себя маленьким героем, ведь он поборол свой страх.

— Хочешь объехать вокруг дома! — спросил отец.

— Да!

— Поехали! — счастливо крикнул герцог, и мы пошли совершать променад вокруг особняка.

За недолгий визит к Веспверкам я успела и порадоваться, и расстроиться, и обрести некоторое умиротворение. Более не сомневаюсь, что герцог любит сына и старается быть хорошим отцом. Другое дело, не все у него получается, и потому он ревнует сына ко мне из-за моих успехов.

Пока герцог нес уставшего ребенка до особняка, малыш заснул на руках. А значит, более мне здесь делать нечего.

— Мне пора возвращаться, — прошептала тихо, чтобы не будить Вейре.

Герцог нахмурился, хотел что-то сказать, но я остановила его.