— Плохо дело, — поморщился доктор.

Сарай не был приспособлен под больничную палату. Пришлось засучить рукава и немного поработать.

Через полчаса в углу бывшей столярной мастерской гудела печка, на ней стояла чугунная посудина с закипавшей водой. Пол был подметен, помещение проветрено и нагрето. На верстаке под раненым белела свежая простыня, рядом на приспособленном под «стол» ящике лежала стерильная салфетка, поверх нее блестели медицинской сталью хирургические инструменты. Сам незнакомец, совершенно раздетый и обработанный спиртовым раствором, лежал на животе. На спине его под правой лопаткой зияло красными припухшими краями пулевое отверстие.

Иштван поправил принесенные из дома керосиновые лампы, натянул на руки резиновые перчатки, вооружился скальпелем и склонился над пациентом:

— Ну с богом…

* * *

Тащить неисправный автомобиль до расположения батальона пришлось долго. Грузовик тужился, раздвигая узким носом высокие кусты. Ведомый капитаном «Хорьх» вилял и норовил пойти юзом на скользкой листве, но, повинуясь рывкам длинного и крепкого троса, выравнивался и послушно следовал за тягачом.

Захари сидел рядом с капитаном, вцепившись обеими руками в ручку на передней панели. Он впервые в жизни ехал на легковом автомобиле, и временами ему действительно становилось страшно. Уж слишком низкая у него была посадка — того и гляди зацепишь задницей за надвигавшуюся спереди кочку.

«Хорьх» здорово пострадал от пуль и от удара о могучее дерево. Перед отправкой капитан предупредил водителя грузовика, чтобы тот не гнал и поглядывал в зеркало заднего вида.

И он оказался прав. Левое переднее колесо легкового автомобиля при движении моталось из стороны в сторону — того и гляди оторвется. Правое катилось ровнее, но задевало загнутое внутрь крыло, отчего рождался однообразный хрюкающий звук. Помимо этого в кабине стоял сильный запах бензина, так как под капотом рядом с мотором перебило бензопровод.

Они кое-как выбрались из леса, вывернули с жидкой обочины на асфальт. Оставляя за собой жирные грязные полосы, поехали в сторону поста.

У сломанного шлагбаума на пару минут притормозили, чтобы забрать уставших и сонных бойцов сменившегося караула. Те, злобно и недоверчиво посматривая на «Хорьха», залезли в кузов грузовика и поехали…

Прибыв в батальон, капитан тотчас же побежал докладывать полковому командиру о происшествии на посту и причинах задержки. Подполковник Владков угрюмо выслушал доклад, задал несколько уточняющих вопросов и приказал похоронить погибших с почестями.

— Что делать с «Хорьхом»? — спросил капитан.

— Отбуксируйте за здание школы, пусть стоит там.

— А как же приказ об отправке собранной техники поближе к железной дороге?

— Где я тебе возьму железную дорогу? — недовольно буркнул подполковник. — Нет поблизости ни дороги, ни станций. Вот возьмем совместно с югославскими и русскими войсками город Веспрем, тогда и поговорим…

— Большой город?

— Приличный. Как наш Казанлык. Там и вокзал, и товарная станция, и несколько заводов в промышленной зоне, и почта, и даже аэродром поблизости…

Уже днем на палатках, где коротали длинные зимние ночи молодой Христо и фельдфебель, появились поминальные листы — приколотые сообразно традиции листочки с именем, фамилией, возрастом и местом гибели бойцов. Фотографий, конечно, не было, зато имелось написанное от руки четверостишие в память умерших товарищей.

В церковь при ближайшем селении не пошли. Виделась она чуждой, со странным крестом на высокой и угловатой колокольне, какой-то не спасительной для православной души. Похороны назначили на завтра — по болгарским традициям хоронили быстро, без проволочек, в теплом климате по-другому нельзя.

К вечеру запалили многочисленные костры, расселись вокруг. Невесть откуда появились глиняные бутылки с красным вином и ракией. Бойцы поминали добрым словом погибших, пили и пели «Будь навек благословенны те, кто долг исполнил свой…»

* * *

В столярной мастерской, как и в доме, было тихо. Разве что иногда высоко в небе пролетали военные самолеты; маршрут у них всегда был один и тот же: на восток и обратно. Иштван давно привык к далекому гулу и воспринимал его как естественный природный фон — как завывания ветра, шелест листвы или птичий гвалт.

Работать в мастерской ему не понравилось. За многолетнюю практику он привык проводить хирургические операции в несколько иных условиях.

На первом этаже дома, сразу за небольшой прихожей были оборудованы три кабинета: смотровой, хирургический и рабочий. В первом он принимал пациентов, во второй приглашал тех, кому требовалась хирургическая помощь. В третьем проводил большую часть дня: читал медицинские журналы, делал записи, собственноручно составлял и смешивал некоторые снадобья и готовился к предстоящим операциям… Помещения обустраивались по строгим медицинским нормам и правилам. Комфортная температура, вентиляция, освещение, вода и канализация, простота уборки. Все необходимое всегда под рукой: инструменты, препараты и перевязочный материал.

Столярная мастерская имела другое предназначение, потому и сердиться было не на кого. Тем более что с первой раной долго возиться не пришлось.

Пуля, застрявшая у незнакомца в спине, потеряла большую часть энергии, пробив металлическую крышку автомобильного багажника и толстые спинки двух сидений — заднего и переднего. Запустив внутрь раны специальные тонкие щипцы, доктор нащупал пулю на глубине пяти сантиметров. Она застряла между ребер под правой лопаткой. Опасности для жизни незнакомца рана не представляла.

Вынув пулю, Иштван повторно обработал отверстие и зашил его.

Зато вторая рана ему не понравилась. Тщательно осматривая ее, он мрачнел с каждой минутой. Затем сходил в дом, принес пузырек дорогого и очень редкого лекарства, к помощи которого прибегал в крайних случаях.

Тщательно обработав вторую рану, доктор принялся вычищать ее, выскабливая ненужную больше плоть — ту, что не приживется и никогда не восстановится. Закончив, наложил мазь собственного приготовления, плотно забинтовал ногу и снова отправился в дом, чтобы приготовить жидкую кашу на мясном бульоне и сладкий чай. Следовало дождаться, когда к незнакомцу вернется сознание, и потом накормить его. Силенок и крови у того изрядно поубавилось.

— Видно, ночевать мне придется в мастерской, — вздохнул Иштван. — Вот так поохотился…

Москва Июль 1945 года

После неожиданного признания генерала Пфеффера вся оперативно-разыскная группа Старцева переключилась на разработку версии Василькова. Отныне даже самые опытные сотрудники, включая вечно сомневающегося Бойко, понимали, что «Хорьх» с золотым тайником под днищем занимает отнюдь не последнее место в запутанной истории с чередой убийств.