— И последнее, — объявил с подоконника Старцев. — Там к карточке была приклеена фотография этого подлеца.

— Где же она?! — воскликнул Егоров.

— Не гони лошадей, сейчас все объясню, — поморщился Иван, ломая окурок в жестяной банке. — Во-первых, фотография очень маленькая — ничего не разберешь. Во-вторых, эти карточки военнопленных, как и все остальные документы архива контрразведки, выносить за пределы Управления строжайше запрещено. Не дали. Даже погоны и авторитет Урусова не сработали. В общем, подполковник и в этом вопросе помог: отправил карточку в фотолабораторию и заказал дубликат фотографии большого формата, который по их внутренней инструкции уже не будет носить гриф секретности.

— Молоток! Вот это я понимаю! — не удержался от похвалы Егоров.

— Когда фото будет готово, он со своим посыльным переправит его в наше Управление. Так что, братцы-товарищи, ждем…

* * *

Посыльного Управления контрразведки никто из группы Старцева так и не увидел. Минут через пятьдесят в рабочий кабинет позвонил дежурный и сказал, что расписался за какой-то пакет, доставленный незнакомым лейтенантом. Позабыв о больной ноге, Иван Харитонович сам сорвался из кабинета…

Вернулся он, сильно хромая и неся в руке опечатанный сургучом пакет серо-коричневого цвета. На ходу разломав печати, майор вскрыл конверт и достал содержимое.

— О, неплохо сделали. Осветлили немного — оригинальное фото потемнее было. Вот, полюбуйтесь. — Он положил на стол фотографию и для верности включил настольную лампу.

С фотокарточки размером двадцать на тридцать сантиметров спокойно глядел кряжистый, крепко сложенный мужчина в форме немецкого унтер-офицера СС. На круглой голове белела бинтовая повязка, однако сверху пробивалась копна темных волос. Спереди повязка ложилась на высокий покатый лоб. Лицо было обычным, невыразительным, без запоминающихся особенностей. Разве что тяжелый слегка раздвоенный подбородок намекал на волевой характер водителя генерала Пфеффера.

— Это же Хлынов! — выдохнул Васильков.

— Точно, он, — подытожил Егоров. — Собственной персоной.

И тут Старцев, узнав «инвалида-фронтовика», грозно зарычал:

— Как? Как мы вчетвером могли так облажаться?

Подчиненные притихли. Это действительно было странно. Старцев с Васильковым, а днем позже Егоров с Горшеней побывали в гостях у изменника Родины, беседовали с ним и не смогли отличить его рожу от фотографии настоящего капитана Хлынова.

— Бойко!

— Я здесь.

— Дело настоящего Хлынова еще у тебя?

— Так точно. Сегодня собирался отвезти и сдать военкому.

— Тащи сюда!

Бойко ринулся к своему столу, достал из ящика личное дело капитана Хлынова, которое взял у военкома под роспись. Отыскав страницу с фотографией, положил рядом с фото Фишера.

Если не вглядываться в детали, то лица двух мужчин и впрямь имели большое сходство.

Егоров обладал самым большим сыскным опытом, поэтому и вступился за остальных:

— Извиняй, Иван, но тут нужно быть криминалистом, физиономистом и еще черт-те кем, чтоб обнаружить разницу.

— И потом снимку настоящего Хлынова лет пять, не меньше, — добавил Васильков. — Наверняка в сорок первом делали. Вон, погляди, у него еще петлицы с кубарями.

На эти замечание ответить было нечем. Старцев тоже не смог отыскать различия между живым инвалидом-оборотнем и настоящим участником войны Хлыновым, глядевшим с черно-белой фотокарточки личного дела. Да и чего теперь брызгать слюной и сотрясать криком стены? Надо что-то предпринимать, исправлять положение.

Взяв себя в руки и разогнав мыслительный процесс, Иван принялся по-деловому суетиться.

— Вася, срочно заказывай машину. А лучше две или автобус. Олесь, тебе и Ефиму отдельное задание.

— Слушаем.

— Раскопайте все данные по настоящему Федору Хлынову. Идите к Урусову, снова поезжайте к военкому… Делайте что хотите, но выясните, что произошло с капитаном и где он находится в данный момент. Если живой, конечно.

— Ясно. Сделаем…

* * *

Спустя десять минут на север столицы, в сторону Красностуденческого проезда, мчались два служебных автомобиля. В первом помимо водителя ехали Старцев, Васильков и Ким. Во втором — Егоров и Горшеня.

Торопились и скоростной режим, конечно, не соблюдали. Летели на полных газах, порой проскакивая светофоры на красный. Благо движение в этот час было слабым. Пару раз на перехват выбегали постовые милиционеры, пытаясь взмахами жезлов остановить нарушителей. Но водитель первой «эмки» истошно сигналил и требовал уступить дорогу. Завидев номерные знаки МУРа, орудовцы покорно уступали…

Старцев опять вращал свою тросточку, зажатую между колен. Влево-вправо. Влево-вправо. Васильков не лез в душу, понимал — переживает. Но тот, как оказалось, переживал о другом.

— Черт… Знаешь, Саня, я все-таки надеюсь, что настоящий Хлынов жив.

Тот качнул головой:

— Не знаю. Не уверен.

— Но он же до конца сорок четвертого воевал в разведке! Столько лет ходил под пулями и ничего!

Помолчав, Васильков негромко сказал:

— В нашу дивизию перевели одного молодого комбата. Ты не застал его, это случилось после твоего ранения. Так вот этого парня все считали заговоренным от пуль. Ей-богу. Из любой смертельной передряги выходил живым. Ни пулям, ни осколкам не кланялся, а ни разу не задело. Помню, уже в Германии брали городок на возвышенности. Он прямо на моих глазах встал во весь рост и в начищенных до блеска сапогах пошел на противника под сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем. Батальон, естественно, за ним. Рядом разорвался снаряд, его взрывной волной отшвырнуло на несколько метров. Он поднялся, отряхнулся и с улыбкой сказал: «Вот сволочи, попадать начали!» И снова пошел вперед… Я тогда просто обалдел. А в следующем бою его зацепило, и рана оказалась смертельной. Так вот, Ваня…

За пару кварталов до цели машины разделились и подъехали к дому № 4 с разных сторон. Остановились на некотором удалении. Приготовив оружие, сыщики покинули автомобили и осторожно подошли к калитке.

Сразу насторожила тишина. В прошлый раз огромная нервная псина за забором моментально почуяла чужих и принялась лаять и греметь цепью. Сейчас же подавали голос только соседские собаки.

Ухватившись за верхний обрез калитки, Васильков заглянул внутрь участка.

— Никого.

— А псина?

— Не видать. И конец цепи на тропинке валяется. Или сбежала, или хозяин увел…

Егоров с Горшеней помогли майору перебраться через забор. Отомкнув тяжелый крюк на калитке, тот запустил во двор остальных…

Старцев оставался у входа в дом, остальные быстро проверили сарай и баню — пусто.