– Да ты женат, кажется? – подняла брови Лера и тут же устыдилась, потому что фраза прозвучала как подначка. – Прости. Я не хотела.

– Я решу этот вопрос. Ты только подожди. Ладно?

Лера поняла, что она ужасно устала, что ее вымотал этот разговор. До сих пор ей делали предложение только один раз в жизни: совсем юный Андрюша до заикания робел перед ее родителями, а ей было легко и смешно. Оказывается, это может быть и вот так – непросто и странно. И непонятно. Ведь он ни разу не сказал, что любит ее, и… что там еще положено говорить в таких случаях? Ну что ж, по крайней мере, товарищ миллионер не подозревает ее в охоте за его капиталами – какое облегчение! Прямо камень с души. А там видно будет. Солнце уже село, с озера подул ветерок, теплый и приятный после дневной жары, но Лера вдруг почему-то замерзла, зябко передернула плечами.

– Валера, отвези меня домой, пожалуйста, – попросила она. – Сегодня тяжелый день был. Длинный.

Валерий заплатил по счету, в машине они почти всю дорогу молчали – как тогда, в поезде, но это молчание было совсем другим, с обеих сторон напряженным. Как будто они оба о чем-то умолчали, что-то недосказали, а надо бы… Но в тот момент они оба думали, что впереди у них еще сколько угодно времени, и они все успеют объяснить и понять.

К себе Лера Валерия не пригласила.

Подъезжая к дому, Валерий взглянул на свои окна. Темно – значит, Вики опять нет дома. «Порядочный муж давно бы поинтересовался, где его красавица супруга проводит долгие летние (впрочем, и короткие зимние тоже) вечера», – усмехнулся Валерий. Узнал бы много интересного. Но ему, видите ли, неинтересно. Совсем. А вот сегодня, черт возьми, он рассчитывал застать ее дома. Но в холле горел свет, и Валерий прошел на Викину половину. В ванной комнате шумела вода. Он постучал.

– Валера, это ты? Заходи! – сквозь плеск и музыку прокричала Вика.

– Я подожду! Ты скоро? – ему тоже пришлось кричать из-за двери, потому что лицезрение купающейся Вики не входило в его планы.

Валерий прошел в ее гостиную и, усевшись на фиолетовый кожаный диван, с интересом огляделся – он давно сюда не заглядывал. Общих гостей они принимали в большой гостиной, но только теоретически, потому что на его памяти таких визитов не случалось: дни рождения отмечали в ресторанах или «на коттедже», как говорила теща, на Новый год уезжали за границу, приезжавший на каникулы Тема предпочитал отираться в его кабинете или у себя в детской (Вика всегда боялась, что у нее он что-нибудь разобьет или испортит), а друзей у него здесь не было – откуда? Как не было их и у самого Валерия: он почему-то благополучно избежал традиционных мужских увлечений футболом, охотой и рыбалкой, серьезные дела предпочитал решать в кабинетах, а не в саунах, пиво недолюбливал, анекдоты не запоминал вовсе – словом, был изгоем в любой мужской компании. До самого последнего времени все свободное от работы время он проводил на работе, получая от этого огромное удовольствие. И друзья молодости постепенно превратились в приятелей, а потом просто в знакомых. В их квартире было тихо, пусто и красиво, как в музее. Интересно, зачем Вике такая большая квартира? Домработница Галина Ивановна в компании с пылесосом проводит в ней времени больше, чем все ее обитатели, вместе взятые.

Насчет музея подумалось не зря. Гостиная, оформленная в сиреневых тонах, на его взгляд, очень напоминала вернисаж в музее изобразительных искусств, который он посещал недавно в качестве генерального спонсора привезенной в Екатеринбург выставки работ Сальвадора Дали. Вот где, кстати сказать, был кошмар! Он впервые увидел эти десять картин и несколько скульптурок уже в зале, куда пришел поторговать лицом рядом с мэром, губернатором и американским консулом. Началось с того, что какой-то идиот из местной богемы приклеил себе под нос длинные усы а-ля Дали и устроил у входа инсталляцию (кажется, именно таким словом назвали ему разлитую перед входом в музей лужу бутафорской крови, в которой валялись три безголовых тушки мороженого минтая и механизм, напоминающий змеевик от самогонного аппарата), и все испачкали ботинки. Они протиснулись мимо толпы народа, который уже несколько часов давился в живом коридоре из тоскующих милиционеров. Внутри было пока пусто, музейные дамы обмирали и говорили с придыханием, на Валерии висли молоденькие журналистки, щебеча наперебой: «Впервые в истории Урала!», а он после всего увиденного не мог выдавить из себя ни слова. Картины, проделавшие долгое путешествие в уральскую глубинку за его деньги – и немалые! – Валерия потрясли до глубины души. Да, он тупой и отсталый деляга, ничего не понимающий в искусстве, но если бы он увидел произведения великого художника до того, как явился сюда, он не дал бы на эту выставку ни копейки, ни цента! А экспонаты еще несколько дней снились ему по ночам, особенно скульптурка, изображавшая понурого ангела, сидящего перед торчащим из земли зеленым пальцем с красным ногтем, и в довершение композиции на пальце росли не то рожки, не то ветки.

Нет, безусловно, экспонаты, представленные в Викиной гостиной, столь тяжелого впечатления не производили. Но придавали комнате нежилой вид – не хватало только витрин с подсветкой. Повсюду – в нишах, на полках вместо книг, на подоконниках вместо цветов, на столах и даже на полу – стояли разнокалиберные безделушки венецианского стекла (о да, он до сих пор помнил, как в Италии Вика носилась по магазинам, скупая рыб, птиц и прочую стеклянную живность, постоянно названивая домой дизайнеру, и сколько потом хлопот было со всем этим добром в аэропорту!), а на стенах висели картины – цветы, морские раковины и лица, тоже все синие, розовые и сиреневые – красота! Картины были странные. Валерий подошел к одной из них и осторожно потрогал пальцем – вроде тряпка.

– Это батик, – прозвучал у него за спиной мелодичный голос жены.

«Наверное, она пришла в сиреневом халате», – подумал Валерий и обернулся. Но не угадал. На Вике ничего не было. Ничего, кроме заколки для волос, которые она собрала в узел на затылке, открыв лоб, скулы и шею. Без косметики у нее было лицо двадцатилетней девочки, трогательной и милой. Зеленые глаза смеялись. На щеках играли ямочки. Она нисколько не стеснялась. Она не была голой, как бывает, когда человека хочется чем-то прикрыть, неловко отвести глаза. Она была обнаженной, как античная статуя, и столь же совершенной, любая одежда показалась бы на этом великолепном теле ненужной и неуместной деталью. Валерий, как мальчишка, открыв рот, таращился на жену.

– Это батик, роспись по шелку. Нравится?

Валерий кивнул, не понимая вопроса, не отрывая взгляда от Вики. Она вся была в капельках воды, и когда подошла ближе, Валерий непроизвольно стер рукой капли с ее плеча. Вика поняла его жест по-своему и прижалась к нему всем телом, закинув руки ему на плечи. От нее изумительно пахло какими-то цветами, он никогда не разбирался в цветах, и почему-то морем. У Валерия закружилась голова, и он стал губами собирать капельки воды с ее лица, с ресниц, с губ, с беспомощно открытой его поцелуям шеи…

Он пришел в себя спустя какое-то время (миг или час – он не понял). Вика лежала рядом с ним на ковре, белом, но с сиреневыми разводами. Проклятый сиреневый цвет вдруг стал его ужасно раздражать, отовсюду лез в глаза, давил на переносицу, мелькал пятнами, не давая сосредоточиться. Вика смотрела на него с улыбкой и рисовала пальчиком по его груди, проводя то подушечкой, то острым ноготком. Валерий рывком сел, наглые пятна заплясали хороводом, слились в одну большую кляксу и лопнули где-то внутри головы. Если он немедленно не уйдет из этой сиреневой комнаты, он ослепнет, сойдет с ума! Он даже не смог заставить себя поцеловать Вику, неловко собрал свою одежду и едва удержался от того, чтобы ею не прикрыться, – Вика, наверное, рассмеялась бы. Она и так села и следила за его маневрами с веселым интересом.