— Надо сообщить во всеуслышание, а то об этом мало кто знает, — мстительно пообещал недовольный граф.

— Не делай этого, прошу тебя, — Дитрих не на шутку обеспокоился. — Тогда мне прохода не станет, весь праздник придётся отбиваться и прятаться от назойливых матерей девиц на выданье. Смотри, сколько их тут… И все только для тебя. — Улыбнулся, показавшейся в дверях чьей-то служанке, уставившейся на него, приоткрыв хорошенький ротик. — А так как нельзя лучше проверяются чувства дев.

— Ты говоришь о чувствах? — усмехнулся неверяще.

— С некоторых пор… — вздохнул протяжно, картинно.

У Герарда мелькнула мысль: «И это после визита в поместье фон Россена. Приглянулась младшая дочь пфальцграфа?»

Хозяин замка сошёл с крыльца, приветствуя Карла и Дирка, направляясь к паланкину и моля Всевышнего, чтобы Ева оказалась без сопровождения вдовствующей графини Малвайн фон Фальгахен. К его удовольствию, великолепную гостью сопровождала служанка и прямая, как оглобля, высокая чопорная дама, выполняющая роль компаньонки.

— Рад встрече, Ева. — Заглянул в небесного цвета глаза белокурой красавицы, помогая сойти, придерживая под локоток и целуя руку.

— Герард, ты совсем забыл нас, — низкий грудной голос поднял в душе графа тёплую волну приятных воспоминаний. Широкое серое дорожное платье не скрывало соблазнительную грудь и плавные изгибы тела прелестницы. От прикрытых лёгкой накидкой волос исходил запах… Вдохнув, мужчина сузил глаза. Он помнил этот волнующий аромат чёрного винограда, прогретого жарким солнцем. — Прими мои соболезнования в связи с упокоением Агны. Хоть мы и не были с ней подругами, но баронесса была мне приятна.

— Надеюсь, ты не заскучаешь на празднике, — старательно уводил беседу в сторону, попутно давая указания прислужнику о размещении прибывших.

— Если ты будешь рядом. — Долгий взгляд проник в самое сердце сиятельного. Чувственные губы девы изогнулись в многообещающей улыбке, приоткрываясь. Странно, но он помнил их вкус — терпкий, чуть солоноватый, обжигающий. Её поцелуи всегда были ответными. Независимо от того, были ли они ожидаемо длительными и чувственными или торопливыми, скользяще-дразнящими.

— Сожалею, у меня много дел, — задержал её руку, ощущая подрагивание прохладных пальцев.

— Я скучала. — Шепнула, коротко вздохнув, пряча взор, посматривая на компаньонку. Та, задрав голову, рассматривала высокие этажи замка с переплётами оконных рам и сидящими на карнизах голубями, с любопытством взирающих на громкоголосых суетящихся людей.

— Ева, всё в прошлом… — Сердце ударило в рёбра, вызывая другой образ. Захотелось услышать голос Птахи, произносящий такие же слова, видеть искрящиеся счастьем глаза цвета лета, глядящие на него с любовью и обожанием. Как тогда, когда прижимал доверчиво прильнувшую девчонку к своему нагому телу, покрывая поцелуями лицо, шею, грудь… Нет, лучше не думать об этом. По крайней мере, сейчас. Ослабил тугой ворот рубахи, удушливо впившийся в шею.

— Герард, в том, что случилось, нет моей вины. Ты же знаешь Карла… — Тихий голос выражал покорность и смирение.

— Конечно, нет… Вас проводят, — кивнул служанке, чтобы следовала за провожатым.

— Герард, мы ещё поговорим…

— Непременно.

Замок гудел, как рой диких пчёл. Гости прибывали третий день. Несведущему человеку покажется, что свадебный пир в самом разгаре. Но место на воздвигнутом возвышении для виновников торжества пустует. Ещё немного и появятся жених с невестой…

Лысоватый седой священник, прибывший с вечера для проведения свадебного обряда, осоловело поглядывая на соседку, даму пышных форм, оглаживает усы с коротко стриженой бородой.

Вновь накрытые и заставленные праздничными яствами столы, прогибающиеся под тяжестью пополняемых блюд и кувшинов с неиссякающим с питьём, вызывают желание не ждать никого и продолжить прерванное пиршество сей момент…

Шумный гомон людских голосов, громкий несдержанный смех, выкрики, понукания, вспышки недовольства, перетекающие в дружеские похлопывания и объятия…

Яркие факелы на стенах, несмотря на обеденный час, откидывают расплывчатые тени, сбивая их в углы, где наготове выстроились треноги свечных подставок, чтобы занять причитающиеся им места в положенное время…

Полыхающий огонь в камине и густой запах прожаренной свинины с коричневой глянцевой медовой корочкой будоражит воображение и вызывает бурчание в животе…

Снующие юркие слуги и подавальщицы, старающиеся обежать, обогнуть, поднырнуть под расставленные руки подвыпивших гостей, норовящих сдёрнуть с подноса приглянувшийся кусок румяного цыплёнка или вовсе захватить кувшин с вином…

Постоянно попадающиеся под ноги мелкие собачонки гостей, грызущиеся между собой и прыгающие на захмелевших рыцарей, баронов и графов, выражающих недовольство «мерзкими тварями» посредством неприглядной брани и небрежного пинания этих тварей…

Герард, обведя внимательным взором картину предстоящего пира с высоты второго этажа, велел позвать псаря.

— Возьми людей, отлови всех собак и помести в вольер.

— Так нет свободного, хозяин.

— Щенков аланов помести к суке, а туда закидайте этих… А то передавят или покалечат которую, потом слёз не оберёшься. Знают, куда едут, а всё равно берут… — Осуждающе качнул головой, заметив, как маленькая пушистая собачонка, соскочив с рук раскрасневшейся, увлечённой разговором с кавалером хозяйки, задрав хвост, с довольным видом исчезла под ногами.

Пора начинать. Менестрели прибудут к вечеру. Вот тогда начнётся настоящее веселье.

А вот и Ева в окружении братьев. В сверкающей золотой диадеме с подвесками и розовом одеянии, так идущего к её румянцу, она своей статью выделяется из разноцветной яркой толпы гостей. Поймав её взгляд, глаз не отвёл, дивясь настойчивости воспоминаний, вспыхивающих против его воли при всяком взоре на деву. Хороша, чертовски хороша… Если бы тогда не упорствовал Карл… Кто к ним приблизился, целуя ручки красавице? Граф Вильгельм фон Шлосс… Угрюмый престарелый толстяк, в два обхвата в поясе, вдовец, добивающийся благосклонности Евы. На голову ниже её. Глупый боров! Не её благосклонности нужно добиваться, а старшего брата. Да ещё выложить перед ним карту своих владений с их богатством и годовым доходом.

Всё, пора идти за сыном и графиней. Торжество начинается…

Ирмгард, бледный и сосредоточенный, сложив руки на груди, стоял у окна, глядя в него, не замечая погожего дня.

Заплаканная Кива отлучилась на кухню, пообещав принести крепкого вина, чтобы подсластить горечь, поселившуюся в душе её мальчика.

Свадебное одеяние душило. Короткая красная накидка давила на плечи. Он бы всё отдал за то, чтобы место Юфрозины заняла другая, его Ангел. Ему не нужны замки и земли, ему не нужен титул, только бы она была рядом. Она и будет. Но станет не его женой, а отца. Это ли не адова мука?