Что это за люди такие? Всё у них расписано. Всё распределено. В понедельник все с хорошим настроением на работу. Неважно, как провели выходные, во сколько спать легли, никого не волнует! У всех настроение хорошее, все улыбаются, все шутят. Ровно в двенадцать часов начинают жевать бутерброды, принесенные из дома. И опять же, неважно, срочный заказ, не срочный, остановились на полпути. Неважно, что потом нужно будет начинать сначала. И что такого? Для того и существует рабочее время, так же радостно и продолжим.

– Malzeit![6]

«Еда», по-нашему, и, хоть трава не расти, сначала бутерброд из дома, потом газетку читаем, восстанавливаемся душевно. Поначалу Алексей пытался поддержать после бутерброда послеобеденный треп, но быстро понял – это не по распорядку, по распорядку молчание и чтение прессы. И вот так всю неделю. Изо дня в день. Никаких стрессов, бурь, авралов. Всё по графику. В пятницу ровно в двенадцать вместо «Malzeit» – «Aufwiedersehen!»[7]. Все поехали проводить выходные с семьей и с пользой для здоровья. И при этом – бесконечное пиво! И при этом – абсолютная уверенность, что живут они идеально правильно. Вот кто им про это рассказал? Первое время Алексей пытался спорить, доказывать: а вот у нас-де, а вот у других! Потом затих. Понял, что не переспоришь, да и не нужно. Да и правы они, научились жить, сами себя уважая, достойно, одним словом. В любом возрасте, в любом состоянии.

Как-то попалась Алексею статья в журнале с фотографией улыбающейся девушки. Как выяснилось, это всё, что девушке оставалось. В результате разбойного нападения (заметьте, недалеко от её дома, в тихом уголке законопослушной Германии), девушка оказалась прикована к кровати. Но новыми технологиями и бесконечной заботой государства она была пересажена в инвалидное кресло, чтобы продолжать быть активным членом общества. Самостоятельно она могла только двигать двумя пальцами левой руки, тихо говорить и улыбаться. Этого было достаточно, чтобы подарить ей активную жизнь. К девушке прикреплена круглосуточная бригада из двенадцати человек, которые её моют, кормят, вставляют катетеры, чтобы она могла исполнять свои малые и большие нужды. И вот она раз в неделю в кафе встречается с подругами, два раза в неделю ведет психологические тренинги для инвалидов и расстраивается только из-за того, что она никогда теперь не может побыть одна, рядом с ней всегда кто-то находится. Вот такое государство, и такое отношение к людям. Можно его не любить, но не восхищаться им нельзя.

Тогда, во Франкфурте, Мила ему понравилась ещё больше, чем в самолете. Появилась даже уверенность – она, это она, он сможет начать ещё раз с самого начала. И почему бы и нет?! Но обратной дороги домой хватило, чтобы понять: он не готов, невозможно разорваться между тем, к чему только начал приспосабливаться, и этим новым чувством. Ещё всё так неопределенно, и нет ещё хорошей работы, и Алька только-только успокоилась, и, стыдно признаться, он не понимает, о чём говорит собственная дочь, Таня должна переводить. А он не очень-то и способный к языкам. То есть вроде как всех понимает, а Альку, с её детским лепетом, – нет. Или она, такая-рассякая, уже научилась проводить отца и специально говорит так, чтобы он не понял. Ему сейчас не до Милы, это точно. И Алексей решил поставить точку, уйти по-английски. Жалел потом? Наверное, да; но, как ему казалось, обратной дороги на тот момент у него не было.

Саша долго не мог заснуть, всё думал о приезде Алексея. Лёша очень изменился, стал совсем другим. Саша узнавал и не узнавал своего близкого родственника, когда-то своего кумира. Он слышал, как Алексей разговаривает в спальне с Зоей, что-то обсуждалось достаточно бурно, мать стала плохо слышать и говорила громче обычного. Да даже не в этом дело: в доме не очень хорошо сделана шумоизоляция, прав был отец, огрехов в строительстве было много. И всё равно, Саша гордился своим домом, строил его с такой любовью, так радовался, что смог предложить своей семье совсем другой уровень жизни. И что теперь? Это ведь стыдно кому-то рассказать: собственные дети теперь пытаются его из этого дома выселить. Леша, конечно, всё понял; может, они с Зоей сейчас это и обсуждают. Как же Галя могла? Ведь они были всю жизнь так близки, думали одинаково.

* * *

Отношения их были родом из детства: они ходили по одним и тем же улицам, учились в одной школе. Правда, Галя двумя классами старше, поэтому никакого внимания она на Сашку не обращала. Шкет, малолетка, не для неё. О существовании его знала, а как не знать, если он постоянно попадался на её пути. То за косу сзади дернет, то водой из трубочки обольёт. Пусть будет одним из свиты, так решила Галя. А какая же дама без свиты? В том, что она дама, она не сомневалась. И то, что ради неё должны совершаться подвиги, это тоже было в порядке вещей.

– Слабо с тарзанки в Ахтубу нырнуть?

Из дураков нашёлся один Сашка. После этого с тяжёлым сотрясением мозга пролежал в больнице больше месяца, по-новой учился ходить и говорить. Галка тогда испугалась: только она знала, что подвиг был совершен ради неё, Сашка родителям не рассказал. Для Гали паренёк открылся с другой стороны, она поняла – верный, надёжный, готов ради неё на всё, то есть настоящий рыцарь; стало быть, пусть будет.

Но по-настоящему они начали дружить, уже учась в институте. Галя в первый год провалилась, чем отдалилась от своих ровесников. Она была страшно расстроена, как же так, неужели она выпала из их общей компании? Она – умница, красавица, которая всегда и во всем была на первых ролях, осталась в лаборантках, тогда как остальные стали студентами. И даже не то чтобы её не приглашали – сама не шла в бывшую компанию, гордость не позволяла, боялась снисходительных взглядов. В институт поступила со второй попытки, от старых друзей отдалилась, новые были младше, а это раздражало. А верный Саша всегда рядом. Привычка, благодарность? А почему бы и нет? Симпатичный; вон, девчонки на него заглядываются. Ну и была не была! Так её ещё никто не любил!

Ей потом казалось, что он взял её измором. А он был уверен, что она просто стеснялась того, что старше его, но любила всегда, была ему верной и преданной. Ведь какая другая жена так заботится о продвижении мужа? Все же девицы только о шмотках думают да о том, как выглядят. А Галя всю жизнь в планах. Ведь дом родной бросила, поехала за ним в Москву, в полную неизвестность и неустроенность. Детей ему родила. И тоже, стиснув зубы, переносила неудобства в однокомнатной квартире, уют наводила, пыталась кормить полезно, за здоровьем его следила. И ведь не против была, что комнату для его родителей сделали, с его матерью пыталась общий язык найти.

А в один день он понял, что свою жену он сам себе придумал. И жил он совсем с другим человеком. Со страшным человеком.

Алексей узнавал и не узнавал Москву. То есть он ходил по знакомому городу, который полностью переоделся. Раньше он был не то чтобы в валенках и телогрейке, но в допотопном драповом пальто, в каракулевой шапке и в ботиках «прощай молодость». А теперь весь из себя, от ведущих модельеров и дизайнеров. Да, не зря всё же Алексей пятнадцать лет был мужем художницы по костюмам. Нина всё время всех переодевала и свои идеи проговаривала вслух: