На этот раз Михаил был готов. Он ловко перехватил руку и одновременно с разворотом собственного тела завернул ее за спину своего противника. Прием был выполнен профессионально, и освободиться крепышу из такого положения было невозможно. От нестерпимой боли человек в красном пиджаке изогнулся до самого стола и уперся в него побагровевшим и перекошенным от злобы лицом.

– Ну все-все, я понял, ошибся адресом.

– Извинитесь.

– Извини.

Михаил отпустил его руку. Атлет резко развернулся и исчез.

Вот так и закончился этот день.

Утром следующего дня у Михаила поднялась температура, заложило нос и горло, от нестерпимой боли раскалывалась голова. Лиза хотела было отложить поездку с друзьями в Вырицу, но он убедил ее, что этого делать не следует. Тогда она накупила Михаилу кучу лекарств и продуктов, дала конкретные инструкции, как себя вести, что делать, и уехала получать машину из ремонта. Следующие два дня она опять была занята. Что за секретные дела у нее были по субботам и воскресеньям, Михаил еще не знал.

* * *

Из докладной записки старшего лейтенанта госбезопасности – специалиста по психоаналитике.

«Кроме вышеизложенного дополнительно сообщаю. Со всей очевидностью можно утверждать, что у первого и второго объектов сложились прочные личные отношения, при которых первый объект может использовать в своих интересах второй объект. Вероятно, он обладает искусством гипноза, так как отдельные лица, с которыми первый объект общался, выполняли его указания помимо собственной воли, что установлено мною после персональной беседы с большинством из них. Доказательством тому служит также прецедент на концерте Асмолова, когда объект силой своей воли заставил артиста спуститься со сцены и обменяться рукопожатием. Считаю, что за первым объектом необходимо установить дополнительное наблюдение с использованием особого специалиста и более совершенной спецтехники. Беседы объектов стали носить острый политический характер. Частично разговор записан агентом и проанализирован мною. Кроме того, следует вывести на прямой контакт с первым объектом опытного специалиста комитета. Полагаю, что это должен быть куратор, имеющий санкционированное право на установление такого контакта в экстренном случае или по иной необходимости. Кроме того, считаю целесообразным установить наблюдение и за вторым объектом. Считать оба объекта как группу, связанную общим интересом. Также обращаю внимание на хорошую физическую подготовку объекта и его знание специальных боевых приемов».

Михаил грустил и температурил. Три дня он лечился, как мог. В основном спал и смотрел телевизор. Настроения не было. Апатия сделала его безразличным к самому себе. Информация воспринималась без интереса, сама собой, параллельно мыслям, которые вертелись вокруг одного человека. И этим человеком был он сам. Михаил все время задавал себе один и тот же вопрос: «Зачем я попал в это время?» Ему хотелось найти смысл в этой новой жизни. Смысл в происшедшем и в происходящем. Михаил все время повторял одно и то же слово: «миссия, миссия», а в чем она состоит, эта его миссия? Для кого он это произносит? Зачем он себя уговаривает и успокаивает? И вдруг он произнес вслух: «Стоп! Давай разберемся во всем по порядку. Пришло время. Я уже столько всего наворотил, голова кругом. Итак, начнем. Что со мной происходит? С того самого дня, когда я оказался на кладбище, я непроизвольно раздвоился. Внешне я нахожусь в настоящем, а глубоко внутри себя я продолжаю жить в прошлом. Если я принимаю жизнь такой, какая она есть, мне хорошо. Если я начинаю думать о том, что мне не нравится и где я хочу быть, мне плохо. Все, что сейчас происходит вокруг меня, мне не нравится. Страна в хаосе, народ в сумбуре, всё вокруг в беспорядке. И тем не менее мне здесь хорошо. Абсурд? Да! Здесь фантастически хорошо. Умопомрачительно. Но в этом заслуга только одного человека – Лизы. Не будь ее, меня бы здесь съели заживо. Мне никак не избавиться от чувства опасности. Но с другой стороны, так счастлив, как сейчас, я никогда не был». Он ненадолго замолчал. Михаил разговаривал сам с собой, глядя в большое Юлино зеркало. Ему нравилась новая прическа, новая одежда. Наконец он нашел нужный ответ и продолжил беседу со своим отражением. «Проблема в том, что у меня куча проблем. Даже то, что я влюбился в Лизу, – фантастическая проблема. Но мне хорошо от этой проблемы, и я не хочу от нее избавляться. Я влюбился до безрассудства. Ради этой любви я готов идти на что угодно. В этом-то и беда. Сумасшествие толкает меня на такие поступки, которые я бы никогда не стал совершать в прошлой жизни. Я живу по подложному паспорту, я веду процессы по подложным документам, я занимаюсь частным бизнесом, хотя никогда не хотел этим заниматься, потому что я прирожденный чиновник, государственный человек. Современное общество безнравственное и малокультурное. Я здесь чувствую себя не в своей тарелке. Мне никак не избавиться от ощущения, что кто-то постоянно следит за мной, преследует меня. Вот они, мои проблемы. Это, пожалуй, все. Но разве этого мало? А с другой стороны, Лиза права: современное общество – это джунгли, где свои законы, где за жизнь надо бороться всеми способами и при этом постараться остаться нормальным, порядочным и правильным человеком. Верить никому нельзя и полагаться не на кого. А зная это, уже можно защищаться. Предупрежден, значит, вооружен». Он замолчал, но мозг не переставал работать, подсознание укоризненно качало головой. «Да, – снова произнес вслух Михаил, – есть и еще несколько причин. Я боюсь этого времени. Здесь страшно и неуютно, мне здесь некомфортно. Я цепляюсь за каждую возможность, чтобы хоть как-то побыть в своем времени, но вижу только это, совершенно незнакомое мне отражение. Я другой. Я страстно хочу обратно, в свой век. Я уже наигрался в эту игру и хочу домой. Именно поэтому я изо всех сил цепляюсь за Юлю. Она напоминает мне о моем прошлом. Мое прошлое и есть моя настоящая жизнь, мой родной и любимый девятнадцатый век. Я тот простак, которого зачем-то и для кого-то отправили за тридевять земель за чудо-девицей. Знать бы еще, за какой…» Он грустно улыбнулся.

Время шло, а Михаил, словно под гипнозом, сидел напротив зеркала и продолжал бессмысленно смотреть в отражение своих глаз. Комок отчаяния подступил к горлу и сдавил его до боли. «Мне туда уже никогда не вернуться. Надо приспосабливаться к новой жизни, так же как к ней приспосабливаются миллионы советских граждан. По всему видно, что они тоже попали за тридевять земель. Все мы здесь чудаки-простаки».

В 15 часов 27 минут 30 апреля 1991 года раздался звонок. Михаил посмотрел в дверной глазок. Это была Инга.

– Михаил, добрый день, вас к телефону. Юля.

Наученный горьким опытом, он прихватил с собой ключи, захлопнул дверь и проследовал за Ингой в ее квартиру. На туалетном столике рядом с телефоном лежала трубка. Михаил поднял ее и тихо произнес:

– Да, я слушаю.

– Михаил, только ничего не говорите и слушайте меня.

– Хорошо.

– Полдесятого мне позвонила Лиза и сказала, что вы заболели. Она тоже захворала. Желудочные боли, весеннее обостреннее, нервное напряжение – обычное явление. Поездка в Вырицу отменилась, она с самого начала была не слишком хорошей идеей. Марина с Андреем поменяли свой план, и мы поехали к Лизе. Ее родители сказали, что она отправилась на Фонтанку, чтобы слегка подлечиться. Мы приехали как раз вовремя, минут за пятнадцать до нас там же объявился ее муж. У них был жуткий скандал. Увидев нас, Лизин муж ушел, разбив по дороге стекло в двери. Скорее всего, он сильно поранил руку и все вокруг заляпал кровью. В дверях он остановился и сказал: «Ты хочешь крови? Будет тебе кровь». Весь вчерашний день мы были у нее. Я осталась с Лизой на ночь. Сегодня она уже чувствует себя нормально, но ночь была бессонной, теперь Лиза отсыпается, приводит себя в чувство. Она попросила меня позвонить вам и сказать, чтобы вы были очень осторожны. Лиза сказала мужу, что развелась с ним. Не удержалась. Он угрожал ей и заявил, что сделает все, чтобы найти того, кто ей в этом помог. Она написала письмо и попросила меня передать его вам. Завтра в восемь часов утра я буду у вас. Никуда, пожалуйста, не уходите. Что бы ни произошло, не выходите из дома. Хорошо?