* * *

– Ну все, он у нас на крючке. С липовыми документами, да еще и на имя человека, который находится в розыске, – лучше не придумать.

– Значит, он решил себя легализовать. И где засветился?

– Не поверите, товарищ генерал, в Смольном. У него теперь новое хобби – юриспруденция.

– Он что, и в этом силен?

– По мнению Елизаветы Аркадьевны, очень.

– Талантливый человек во всем талантлив. Усильте за ним наблюдение.

– Уже сделано.

– Я вот о чем подумал: а что если кодирование исказило программу? Что если у него произошло раздвоение личности и мы как не могли им управлять, так и не управляем?

– К сожалению, так оно и есть.

– При таком раскладе он может быть еще опаснее. Следите за каждым шагом, просчитывайте его действия наперед. Да, и вот еще что: дайте «отбой» в клинику. Туда он еще успеет попасть.

– А может, сразу в тюрьму? Это уже его второе нарушение закона.

– И всего-то? Сегодня у священников и то в сотню раз их больше. Пусть набирает актив. Счет мы всегда сумеем ему выписать.

– Лучше не скажешь, товарищ генерал.

– Действуйте.

Михаил был счастлив. Впервые за все прошедшее время жизнь снова начала его радовать.

– Интересно, – неожиданно для себя произнес он вслух, – белая полоса будет шире черной, или это просто миг?

Вот и кончилась пятница. Как бы в дополнение к вырвавшейся восторженной фразе вспомнилось приятное недавнее событие. Когда Михаил прощался с Лизой, она сказала, что этот день скорее был удачным и очень хорошим, нежели проблемным и тягостным. И добавила: «Несмотря на два по тринадцать». Это она имела в виду 26 апреля. Она специально так сказала, чтобы избавить своего подопечного от печальных мыслей и оставить в его памяти только то, что действительно было радостным и приятным. Но уж так устроен человек, что плохое в его мозгу сохраняется дольше. Михаил еще и еще раз прокручивал в памяти прошедший день поминутно, пока наконец не понял, что отныне в глубине его души по соседству с восхитительной любовью поселилось новое маленькое ощущение страдания и печали. Его переполняли самые противоречивые мысли и ощущения. Он радовался чувству, которое питал к Лизе, но и хорошо осознавал, что история с Юлей еще не завершена. Она тяготила его, она мешала ему, и все же она была мила и желанна его уму и сердцу. Он прекрасно понимал, что надо избавиться от платонической надуманной любви и полностью отдаться любви реальной и настоящей. Кроме того, Михаил твердо знал, что как порядочный человек он не позволит себе вторгаться в чужую семейную жизнь. Он не боялся Юлиного мужа. Уж теперь-то этот хлыщ не застанет его врасплох. Михаила не беспокоили его угрозы, хотя подсознательно он понимал, что Вадим, судя по манере его поведения, был парнем не простым. И именно это требовало от человека из чужого мира иного выбора, иных действий – не бросать Юлю, не оставлять ее одну, не позволять мерзавцу обманывать порядочную и верную девушку, не давать ему унижать Юлю и причинять ей страдания. С этим надо как-то разобраться, но соломонова решения не было.

Лиза права: надо уметь переключаться, и решение найдется. А день и впрямь выдался великолепный. Сквозь душевную боль и переживания влюбленного человека он был пронизан множеством очень приятных событий. Последним из них в эту пятницу явился концерт Асмолова. Он не был известным «заштатным» или «придворным» певцом, и тем не менее его знал весь Советский Союз. Его знали не по красочным афишам, а по пиратским кассетам. Знали и любили – все, кроме Михаила. Михаил попал на его выступление совершенно случайно. Фильма не было. Вместо него был концерт, на который все билеты уже были проданы. А вот желающих попасть в кинотеатр было хоть отбавляй. Можно сказать, народ осаждал «Баррикаду». Михаил стоял в стороне и наблюдал за происходящими событиями. Спешить было некуда. Лиза дала ему на отдых целых два часа. Неожиданно к нему подошел молодой человек и тихо спросил: «Билет нужен»? Михаил, не раздумывая, сказал: «Да». Он не знал стоимости денег, ему их не с чем было сравнивать, поэтому он заплатил столько, сколько у него запросили, за один билет. Это были почти все деньги, которые ему дала Лиза. И это была его первая покупка в новом времени. Но, как потом выяснилось, она стоила того. Удовольствие, которое он получил, трудно оценить чужими деньгами. Так уже было с Михаилом во Франции, когда он заплатил за выставку импрессионистов в Лувре непонятную ему по значимости сумму франками. Неважно, что потом он весь месяц жил впроголодь. Михаил забыл об этом сразу же, как только наелся до отвала. Важно то, что он еще до сих пор находился под впечатлением от увиденного там. Все в жизни так и должно быть: надо иметь и правильно расставлять ценностные приоритеты, и тогда все мелкое и незначимое останется на потом, до чего очередь может и не дойти.

Только отойдя в сторонку, он увидел, что концерт начинался в пять часов вечера. Михаил не знал, что ему делать. Пришлось возвратиться к машине, чтобы посоветоваться с Лизой. Она уже сидела в авто и что-то писала в блокноте. Его появление ее очень обрадовало.

– Михаил, у меня неожиданно поменялись планы. Приехали спонсоры из Германии, директриса срочно устраивает презентацию, застолье и все такое, словом, машина в вашем распоряжении аж до восьми вечера. Если вы меня дождетесь и встретите, я буду рада.

– Конечно, Лиза, без всякого сомнения. А я тут билет купил на концерт Асмолова, хотел вам предложить…

– О, нет, это на любителя. Но вам, я думаю, понравится.

За оставшееся до начала концерта время он успел и нагуляться по городу, и хорошенько устать.

«Мне снился сон, короткий сон длиною в жизнь…» Эти слова крутились и крутились у него в голове. Они переворачивали сознание Михаила вверх тормашками, оголяли его нервы и чувства. Он был на грани срыва. Пережитые им за эти семь дней события показали, насколько он оказался неподготовленным к социальным катаклизмам. Вся беда того общества, в котором он жил раньше, заключалась в том, что оно, это противоречивое общество, было стабильно. В нем Россия праздновала свои великие победы, в нем прогресс набирал обороты, в нем Михаил чувствовал себя уютно и комфортно, как рыба в воде, его ласкало каждое новое сегодня, а каждое завтра было желанным и предсказуемым. И вот он попадает в джунгли, где под ногами шуршит что-то ядовитое, над головой притаились смертоносные гады, а за каждым кустом и деревом спрятались хищные звери. Сквозь все опасности Михаил наконец-то выбирается на залитую солнцем поляну, кричит и прыгает от счастья и восторга, хотя прекрасно понимает, что дальнейший путь будет так же опасен и вот так, откровенно, высовываться не стоит. Идти надо, но уходить отсюда не хочется, и он сейчас и здесь, как может, наслаждается этим маленьким кусочком рая и блаженства.

Он слушал Асмолова с упоением. Впервые с далекого детства у него на глазах появились слезы. Михаил сидел на первом ряду, и, кроме самого певца, этого никто не видел. Они изредка обменивались какими-то еле заметными знаками. Асмолов все видел и в какой-то момент почувствовал, что попал прямо в десятку. Наконец Михаил справился с собой, привел лицо в нормальный вид и уже дальше продолжал слушать концерт, как все – с восторгом и овациями. После выступления Асмолов прилюдно спустился со сцены в зал, подошел к Михаилу, пожал руку и искренне сказал: «Спасибо, это круче аплодисментов».