Эй, ты, давай выкладывай, ты откуда такой? Куда путь держишь? А хозяин твой – что он за человек?

Я тут же понял, что испытывала шиншилла, свернувшаяся калачиком от отвращения, и последовал ее примеру.

Я все еще лежал, свернувшись клубочком в дальнем углу клетки, притворяясь, что сплю, когда дверь открылась и вошел Сатору.

– Прости, Нана! Я понимаю, тебе тут грустно и одиноко.

Потом он заглянул еще десяток раз. Ну не надо так часто ко мне приходить. Из-за твоих визитов – гораздо более частых, чем у других хозяев, – собаки засмеяли меня.

Неженка, неженка! Они хором дразнили меня, как только за Сатору закрывалась дверь.

Да отвалите вы от меня, придурки! – рявкнул я и уже собрался снова свернуться клубочком, как из нижней клетки послышался голос шиншиллы:

Вы ведете себя как последние скоты. Орете и беснуетесь, вы меня уже достали! Вы что, не поняли, что это его хозяину одиноко?

Для представительницы такой дорогой длинношерстной породы шиншилла оказалась неожиданно острой на язык.

Да, но… Э-э-э… Его хозяин сказал, что Нана чувствует себя одиноким, вот он и приходит! – недовольно заворчали собаки.

У вас ужасно скверный нюх, хоть вы и собаки… От его хозяина такой запах… Ясно, что ему уже совсем недолго осталось. Поэтому ему хочется побыть как можно дольше со своим драгоценным котом.

Собаки тут же замолкли. И только тихонько переговаривались между собой:

Какая жалость! Бедный, бедный хозяин!

Вообще-то, переговаривались они не так уж тихо, ну да ладно, я их простил. Молодые еще и глупые.

Спасибо тебе! – сказал я шиншилле.

Они меня раздражали, вот и все! – ответила та весьма нелюбезно.

Когда в следующий раз Сатору заглянул проведать меня, собаки после взбучки шиншиллы принялись дружно вилять хвостами.

– О-о-о! Они виляют хвостами, значит рады мне? – возликовал Сатору. И просунул руку через прутья, чтобы погладить собак. Да, эти псы не блещут умом, но в общем они оказались добрыми малыми.

После этого мы, кошки, время от времени включались в пустую болтовню собак и так коротали время в ничем не примечательном морском путешествии. Однако по большей части наши разговоры текли в разных плоскостях, – например, мы, коты, никак не могли взять в толк, почему собак так сильно занимают всякие собачьи лакомства, в частности жвачка.

Около полудня следующего дня паром благополучно прибыл в пункт назначения – на остров Хоккайдо. Сатору сразу же прибежал ко мне.

– Прости меня, Нана! Тебе было здесь одиноко.

Нисколько! Мы тут отлично поболтали с вредной и острой на язык шиншиллой. Я как раз подумал, что было бы недурно попрощаться с ней, и в это время Сатору так развернул мою переноску, что в открытую дверцу стала видна вся комната.

– Нана, скажи всем «до свидания»!

Пока-пока! – попрощался я – и собаки дружно завиляли хвостами.

Гуддо ракку! – ответила мне шиншилла.

Гуддо… чего? – не понял я.

Good luck! Удачи тебе! Так частенько говорит мой хозяин, это не по-японски, – пояснила шиншилла.

Ее хозяин, человек с голубыми глазами, приходил со своей японской женой проведать шиншиллу во время плавания. Шиншилла хорошо понимала японскую речь, но и многие иностранные словечки хозяина в основном тоже усвоила.

Благодарю. И тебе гуддо ракку.

Распрощавшись с обитателями комнаты, мы с Сатору отправились на палубу и загрузились в наш серебристый фургончик.

Когда фургончик выехал из «пасти» парома, на нас надвинулось бескрайнее ярко-голубое небо.

– Ну вот мы наконец на Хоккайдо, Нана.

Перед нами простиралась огромная, совершенно плоская земля. Пейзаж за окном машины был обычным городским пейзажем, однако все здесь было как бы растянуто вширь – дороги, например, были просторней, чем в Токио. Через некоторое время пейзаж начал меняться – пошли окраины. Пространство раздвинулось еще больше. Это было приятное ощущение.

Машин попадалось мало, и мы наслаждались неспешной ездой, слушая музыку. И сегодня Сатору первым делом включил ту самую мелодию, от которой думаешь о вспархивающих голубях.

Вдоль дороги тянулись буйные заросли каких-то цветов, лиловых вперемешку с желтыми.

Дороги на Хоккайдо не очень ухоженные, однако чрезвычайно живописные. Они очень сильно отличаются от токийских дорог, где все буквально закатано в асфальт и бетон. Здесь даже в относительно благоустроенных населенных пунктах на обочинах дорог – обычная земля. Возможно, поэтому почва здесь дышит свободно и вокруг разлита благодать.

– Желтые цветы – это золотарник канадский, а вот лиловые… нет, не знаю.

Сатору тоже обратил внимание на цветы. Лиловый с желтым – удивительно красивое сочетание. Причем лиловый самых различных оттенков – от светлого, бледно-сиреневого, до очень темного, насыщенного, близкого к черному.

– Давай остановимся на минутку?

Сатору выбрал местечко на обочине пошире и остановился. Меня он вынес из машины на руках. Мимо проносились редкие автомобили, и Сатору, не выпуская меня из рук, подошел к лиловым цветам.

– Возможно, это дикие хризантемы. Хотя я представлял их себе немного другими, поаккуратней, что ли…

Зеленые кустистые стебли буйно тянулись вверх и были сплошь усыпаны цветами, чем-то напоминая перевернутые ручкой вниз метелки. В них не было утонченного изящества – скорее мощная сила жизни.

А-а!

Моя реакция была непроизвольной: лапа дернулась вперед мгновенно. Я увидел пчелу, вившуюся над цветами.

– Нана. Нельзя ее трогать! Она ужалит тебя!

Предупреждай не предупреждай, это ж инстинкт! Я попытался сцапать пчелу, но Сатору зажал мои лапы ладонью.

Да черт бы тебя побрал. Жужжащая пчела – это такое захватывающее приключение! Отпусти же меня!

Я попытался его лягнуть, но Сатору держал меня крепко. Не выпуская мои лапы из рук, он отнес меня в машину.

– Ладно бы ты просто ее изловил… но ты же непременно попробуешь ее съесть. Я знаю… И это будет настоящий кошмар, если она ужалит тебя в язык.

Ну конечно, если я кого-то поймал, я должен попробовать это на зуб! В Токио, когда мне удавалось изловить таракана, я непременно разгрызал его. Крылья у него жесткие и безвкусные, как пластик, а вот тельце мягкое, мясистое и вкусное.

Каждый раз, находя останки растерзанных тараканов, Сатору поднимал дикий крик. Не понимаю, почему люди испытывают к тараканам такое отвращение. По существу, они мало чем отличаются от кабутомуси[32] и жуков-скарабеев, которых так любят ловить и держать дома детишки. Ты же не стал бы так истошно вопить при виде кабутомуси или жука-скарабея? Они ведь не тараканы. Но все эти твари такие шустрые и проворные… так и хочется их изловить!