— Ты вообще чудо. Но ведь если ты так хорошо про этовсе понимаешь, значит, и сама испытывала что-то подобное?

— Нет. Но я ведь до сих пор никого еще по-настоящему нелюбила.

Он взглянул на меня с недоверием:

— И теперь не нашла ничего умнее…

— Я ничего не говорила.

День за окном автобуса был жаркий, но облачный, серый.Автобус остановился по просьбе наших курильщиков. Я тоже решила выйтиразмяться. И когда подошла к дверям, Андрей подал мне руку и улыбнулся. И менявдруг охватило ощущение счастья. Видимо, этот пресловутый гормон счастьясодержался не только в солнечных лучах, помидорах и арбузах, но и в его улыбке.Он задержал мою руку в своей на долю секунды дольше чем следовало, но мне этосказало о многом. Ну не может он быть импотентом! Или может? Конечно, можно этопроверить, так сказать, эмпирическим путем, но я боялась. Боялась причинить емуболь, отпугнуть, я вообще боялась физически соприкасаться с ним, потому чтоменя било током. Интересно, так бывает, если мужчина импотент? С кем быпоговорить на эту тему, посоветоваться? В Москве моя коллега Светка чрезвычайноподкована в этих вопросах, с ней можно будет чисто теоретически обсудить этутему, посоветоваться. Но до тех пор… Я тут сойду с ума. А может, Ларисканаврала именно для того, чтобы я держалась от него подальше? Хотя зачем ей? Онаже вот действительно изменяет ему на каждом шагу, даже не стесняясь. Должна жебыть какая-то причина? И самая очевидная причина — причинное место. Язасмеялась про себя. Недурной, кажется, каламбур получился. Но тут мне сталотак стыдно, так грустно и так больно за Андрея… Господи, за что мне все это? Яжила себе тихо, мирно, собиралась замуж… И вдруг это все навалилось — гастроли,любовь к импотенту и.., гормон счастья.

— Броня, — окликнула меня Лариса, — наминутку.

Она взяла меня за руку и отвела в сторону.

— Бронь, я ж тебя предупреждала. Зачем ты это делаешь?

— Что я делаю?

— Зачем ты его дразнишь? У него все равно ничего неполучится, и тогда он может сорвать гастроли. После неудач он становится какненормальный.

— Ты сама-то нормальная? — разозлилась я. — Очем ты говоришь? Мы с Андреем просто симпатизируем друг другу, и ничего больше.А если ты так заботишься о его душевном здоровье, то сама веди себяпоприличней, только и всего.

— Ну как хочешь, я тебе добра желаю.

— Спасибо.

В этот момент вдруг раздался громкий детский рев. Это плакалБенчик. Я побежала к нему. Он стоял, прижавшись к ноге Гордиенко, и отчаяннорыдал.

— Бенчик, что случилось, маленький?

— Бронечка, он спросил, где его бабушка Рахиль. Ясказал, что бабушка заболела, а он как заревет. Хотел взять его на руки — нежелает.

Примчался Венька и попытался отодрать сына от ногизнаменитого артиста, что удалось лишь с большим трудом.

— Буська, что это с ним? — Венька взял его наруки, стал гладить, успокаивать. Вид у мальчишки был совершенно несчастный, исердце обливалось кровью от этого детского горя.

— Он устал, ему хочется домой, к своим. Тут ведь всечужие… Сука это твоя Сонька, гадина!

Меня душило возмущение. Ну как можно так издеваться надсобственным сыном? А куда она девала бы его, если бы не объявился Венька? Моематеринское сердце не могло с этим смириться. Но мало-помалу Бенчик сталуспокаиваться. Все женщины, включая Ларису, ворковали с ним, и он вдругулыбнулся, потерся лицом о Венькино плечо, чтобы стереть слезы. А потом вдругзаявил:

— Хочу мороженого!

— Где мы тебе возьмем тут мороженое посреди дороги? Вотприедем на место, обещаю, получишь! — сказал Венька, достал из карманаплаток и утер Венчику лицо. — Устроил тут концерт, понимаешь! Это, брат,не по-мужски. Ты ж мужчина все-таки!

— А бабушка говорит, что я счастье и сокровище.

— Ну это само собой, но в первую очередь ты мужчина.

— А что лучше — быть мужчиной или сокровищем?

— Да, вопрос интересный, но я тебе скажу: лучше всегобыть таким мужчиной, чтобы тебя считали сокровищем! — сказала Лариса.

Меня затошнило.

— Ларка, заткнись, — посоветовал ей Венька. —Твои пошлые шуточки тут не к месту.

А я вдруг ощутила такую тоску по Польке, по Москве, мне таквдруг надоело изображать из себя артистку! Ну не мое это дело, не мое! Мне дажена мгновение захотелось замуж за Женьку, по крайней мере, я могла себепредставить, что это будет за жизнь. Да, может, не самая веселая, но ктосказал, что надо непременно веселиться? А Польке наверняка будет хорошо. Женякупит ей собаку, чудного большого Лабрадора, который веселым лаем будетвстречать меня с работы… С моей работы, где я чувствую себя на своем месте. И яуж точно знаю, что Женя не импотент. А гормон счастья? Что ж, буду добывать егоиз арбузов, из помидоров… Буду ездить отдыхать к теплому морю… Я готова былазаявить во всеуслышание: не хочу, не желаю! Хочу домой!

Но я ведь не Бенчик, я дала слово, ввязалась в это дело — инадо уж довести его до конца. Но потом все! И отдыхать в Натании я не останусь,ну его к богу, этот отдых. Да разве можно отдыхать, думая только о том,импотент Андрей Дружинин или нет? И ловить его улыбку, таять от его голоса…Зачем он мне? У него есть Лариса, и пусть они сами разбираются. Нет у меняуверенности, что он не хочет просто что-то ей доказать, демонстративно ухаживаяза мной. Милые бранятся — только тешатся, а мне что, вешаться? Вот, почтистрочка из песни получилась… Размерчик, правда, подгулял, но сейчас такие песнипишут и поют, что только диву даешься. Но если я уеду раньше на целую неделю,то в Москве придется приналечь на помидоры. Ни солнца, ни арбузов, ни Андрея Дружинина.Мне будет его не хватать, этого пресловутого гормона… Есть же люди, которымнеобходим адреналин… А этот как там называется? Что-то скучное, противное…

— Вовик, как называется этот твой гормонсчастья? — обратилась я к Златопольскому.

— Серотонин, — с готовностью ответил он.

— Какое противное название, в серых тонах…

— По-моему, тоже. — обрадовался он. — Знаешь,я прочитал совсем ненаучную статью про этот «гормон счастья», и мне такпонравилось… Я в плохую погоду хуже себя чувствую, меня охватывает тоска… Ясолнцепоклонник! А между прочим, когда я посмотрел в энциклопедическом словареслово «серотонин», там насчет гормона счастья ничего не было. Сказано многое, ив частности, что серотонин может вызывать спазмы поврежденных сосудов.

— Гадость какая.

— Ну поскольку я не врач и не биолог, то до серотонинамне нет дела. Я знаю только гормон счастья!

— Вовик, я тебя обожаю!

— Бронечка! — растрогался он.

Гастроли наши продолжались вполне успешно, а у меня появилсяобъект ненависти. Но отнюдь не Лариса. Нет, я ненавидела Соню! С каждым часомВенька все больше привязывался к сыну, и Бенчик тоже почуял в нем отца. Еслипоначалу он готов был быть с кем угодно, то теперь ему годился только Венька.Ну иногда Татьяне Ильиничне удавалось снискать его расположение. А всехостальных он, похоже, только терпел. Прошло уже не четыре, а пять дней. О Сонене было ни слуху ни духу. Через два дня кончались наши гастроли. Вечером яспросила у Веньки, что он думает делать?