Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что на самом деле едят в Африке? – серьезно спросила Мейбл.
– Племя хадцапи будет есть все, что угодно, за исключением мяса гиены, – соблюдая точность, заявил Аларик.
– Ну… – беспомощным жестом развела руками Мейбл.
– Гиену вам мясник все равно не продал бы, – хихикнула Филлис.
– Большинство африканских племен совсем не прочь полакомиться мясом, когда им удается его заполучить, – сказал Том.
– Да, и многие уплетают даже подгнившее, – без тени улыбки согласился Аларик.
– Им известны принципы приготовления пищи в нашем понимании? – спросила Рода.
– Да, очень многим известны, – откликнулся Аларик. – Но в некоторых очень примитивных обществах просто швыряют в костер неосвежеванную тушку и надеются на лучшее.
– Совсем как в том фильме про австралийских аборигенов, который мы видели в Антропологическом клубе, – вставила Дейдре. – Они бросили кенгуру в огонь – вот и вся готовка.
– Кто-нибудь хочет картофельного салата? – спросила Рода, чувствуя, что разговор свернул на несколько неаппетитные темы.
Она воображала, что присутствие за столом тех, кого она считала интеллектуалами, незаметно преобразит и возвысит обычную болтовню. Фразы будут – как мячики у жонглера – носиться по воздуху, ловко подхватываться и снова лететь. Но теперь она поняла, что интеллектуальную беседу можно сравнить еще и со случайным набором разрозненных предметов – половых щеток, тряпок для мытья посуды и ножей, которые швыряют и которые скорее несутся, чем летят, и иногда их вообще не ловят, и они с грохотом падают наземь. Сквозь дымку от коктейля Малькольма она видела, как маленькие темнокожие аборигены раскачивают, держа за лапы, тушку кенгуру и швыряют ее в костер. Определенно приходилось признать, что разговор очень отличается от обычного, и это лучшее, на что стоит рассчитывать.
– Вы уже что-нибудь опубликовали? – спросил вдруг у Тома Аларик.
– Нет, но у меня почти закончено несколько статей. – Ответ Тома прозвучал уклончиво, казалось, ему хочется сменить тему.
– Полагаю, вы скоро их куда-нибудь отошлете, – не отступал Аларик и перечислил названия нескольких журналов, весьма уважаемых в мире антропологов.
– Э… да, – безразлично ответил Том.
– Редакторы их перекорежат, будьте к этому готовы. Они, знаете ли, совершенно бессовестные. Даже у меня с ними иногда бывают трудности.
– Очень бы хотелось почитать ваши статьи, мистер Лидгейт, – сказала Рода. – Как по-вашему, они мне понравятся?
Аларик усмехнулся:
– Боюсь, в нашей области удовольствия не ищут.
– Разумеется, кое-какое извлекаешь, указывая на чужие ошибки, – сказал Том. – Это общепринятый вид спорта.
– О да, – совершенно дружелюбно отозвался Аларик. – Напоминает идеальное хобби для ушедших на покой антропологов. Угадайте, что это за хобби.
Никто не угадал.
– Бортничество, – сказал он, наслаждаясь их недоуменными лицами.
– Пчеловодство, – медленно перевел отец Талливер. – Что ж, полагаю, это полезно для здоровья, интересно, да еще и прибыльно.
– Навязчивая идея, как пчела, донимает! – радостно зазвенел голосок Филлис. – Я угадала?
– Вы совершенно правы, именно ее я имел в виду.
– У вас ульи в дальнем конце сада, мистер Лидгейт? – вежливо спросила Мейбл. – Это было бы идеальное место.
Фраза была встречена взрывом общего смеха, а после возникла пауза, во время которой отец Талливер задал Аларику вопрос про деятельность миссионеров.
– Довольно странно, – задумчиво сказал отец Талливер, точно это было для него своего рода сюрпризом или даже упущением с чьей-то стороны, – что я не получил распоряжения отправиться куда-нибудь миссионером. Я всегда чувствовал, возможно, ошибочно, хотя тут не мне судить, что там мое призвание.
– Не можете же вы нас оставить, ваше преподобие, особенно когда все так мило у нас устроили, службы и все такое, – растерянно сказала Рода. – Что мы без вас будем делать?
– Возможно, вы как раз в этом нуждаетесь, – строго ответил отец Талливер. – Это может оказаться годиной испытаний, чтобы показать, из какого вы теста.
Рода, думая о внушительной стирке, которую собиралась ради него затеять, почувствовала, что он не совсем справедлив. Неужели он считает, что у нее есть какие-то недостатки?
– Сам я из семьи миссионеров, – отозвался Аларик, – и у моей сестры было призвание, во всяком случае, я так считаю. Сначала она поехала как миссионерка, но обнаружила, что ее больше интересуют языки, чем души. Возможно, тут вмешался дьявол.
– Но ведь миссионеру следует изучить язык людей, которым он несет Евангелие, – запротестовал отец Талливер. – Я бы сказал, что изучение языков и сама лингвистика достойны всяческого восхищения.
– Мы ведь познакомились с вашей сестрой, когда пили чай в саду, верно? – вмешалась Рода.
– Да, припоминаю. И кажется, с вами была еще одна молодая женщина? Темноволосая, в желтом платье? Кажется, ее звали мисс Олифент. – Аларик говорил довольно быстро, точно жалел, что затронул эту тему.
– Да, конечно! Кэтрин Олифент, – ответила Мейбл. – Мы могли бы позвать ее сегодня, Дейдре. Какая жалость, что я об этом не подумала.
– Нас тогда было бы нечетное число, – растерянно сказала Дейдре.
– Могли бы для ровного счета пригласить Бернарда.
Дейдре разразилась нервным смехом.
– Бедняга Бернард, – заметила Филлис. – Боюсь, вы основательно подставили ему ножку, Том. Но такого, надо думать, следовало ожидать, раз на вашей стороне чары чернейшей Африки.
– Очень надеюсь, что вы миссионером не поедете, отец, – сказала Рода, которую как будто вернула к теме фраза, ввернутая Филлис. – От одной только мысли у меня сердце заходится.
– Конечно, мы не хотим, чтобы отец Талливер уезжал, – сказал Малькольм, – но мы не должны становиться у него на пути, если он считает, что должен. Помните псалом Льюиса Хенсли?
– «Над языческими дальними странами бродит мрачная тьма», – процитировала Мейбл.
– Наверное, она потому такая мрачная, что нашему отцу Талливеру не представился шанс ее развеять, – импульсивно выпалила Рода.
Какая же дурашливая эта Рода, подумала Дейдре, словно сама собиралась флиртовать с отцом Талливером. Она была слишком молода, чтобы понять, что женщины в возрасте ее тетушки еще вполне могут интересоваться мужчинами. Ей предстоит прожить еще много лет, прежде чем у нее зародится ужасное подозрение, что этот интерес, вероятно, никогда не проходит.
– Наверное, я найду там непочатый край работы, – сказал отец Талливер, чувствуя, что слова Малькольма почти заставляют его броситься в штаб-квартиру миссионерского общества. – И, конечно, надо помнить про Беатрис.