представляешь? Это его подарок тебе. Извинения за поведение своего вспыльчивого сына. Вот это я понимаю, настоящий мужчина! Знаешь, поначалу я немного охренела от такого щедрого подарка… Но это чувство длилось недолго! Потому что ты эту конфетку заслужила! Кстати, Стивен пообещал мне уволить своего озабоченного водителя. Ну, того ублюдка, который к тебе приставал.

Дэнни смотрит на мою мать с открытым ртом.

– Можно я погоняю на ней немного? – продолжает щебетать порождение ада, с обожанием поглаживая полированный капот. – Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Ты же знаешь, мой «Понтиак» почти сдох… Почему ты смеешься, милая? Оу. Или плачешь? Что с тобой, детка?

– Что со мной? ЧТО СО МНОЙ?!

Я влетаю по лестнице в дом, хватаю висящую на крючке в прихожей биту и устремляюсь с ней наружу.

Первый удар приходится по одной из передних фар «подарка», осколки со звоном сыпятся на асфальт. Руби взвизгивает, Дэнни в шоке прижимает пальцы к губам. С широким размахом опускаю биту на лобовое стекло, рисуя на нем паутину трещин. Следом избавляюсь от трех оставшихся фар и боковых зеркал, оставляю вмятины на крыльях и сверкающей решетке радиатора…

Вся накопленная за последние дни ярость вырывается наружу. Каждый следующий удар становится резче и интенсивнее предыдущего. Я не успеваю даже дышать.

Тем временем к нашему дому медленно стекаются любопытные соседи, но мне на них плевать. Я выбиваю дерьмо из машины до тех пор, пока горящие мышцы рук не начинают дрожать. Пока на смену ярости, словно штиль после шторма, не приходит долгожданное облегчение.

– Вот, что со мной, – тяжело дыша, произношу я, швыряя биту Руби под ноги.

Дэнни кладет руку мне на плечо, и мы с ней идем в дом собирать мои вещи.

– Хантер, поговори со мной! – Руби в ужасе смотрит на чемодан, который я спустя пятнадцать минут выношу из своей комнаты.

Она стоит в центре кухни, прислонившись задницей к столешнице, и, судя по густым клубам табачного дыма в воздухе, курит уже миллионную сигарету. Оставив чемодан Дэнни, я хватаю с журнального столика ноутбук матери и несу его ей на кухню.

– Удаляй мою анкету. При мне. Иначе следующая наша встреча пройдет в зале суда.

Наконец, на ее лице возникает понимание. Настоящее понимание. И что-то похожее на чувство вины.

Руби тушит окурок в пепельнице и берет в руки протянутый ноутбук.

– Даниэла, верно? – обращается она к моей подруге, после того как удаляет анкету. – Ты не оставишь нас ненадолго?

– О чем нам говорить? – взрываюсь я. – О том, что ты продавала меня, как гребаный товар? Или о том, как ты разрушила мою жизнь? Я доверяла тебе, – мой голос начинает дрожать, и я сжимаю зубы, – а ты меня предала.

Дэнни молча выкатывает чемодан из дома, оставляя нас наедине.

– Знаю, ты не поверишь, но я правда собиралась удалить эту дурацкую анкету, – торопливо произносит она, теребя пальцами золотую цепочку на шее.

– Ты права, я тебе не верю. Что-то еще?

– Кто рассказал тебе об анкете? Мак?

– Нет.

– Тогда кто?

Я тяжело вздыхаю и качаю головой.

Признаюсь, я никогда не была хорошим ребенком. Я всегда чувствовала внутри себя зло. Паршивый ген, который достался мне от ублюдочного папули. Но когда я поняла, что мне от него не избавиться, я решила с ним подружиться. Так в моей голове появился Люцифер – темная сторона, созданная моим отцом, которая вместе с именем обрела контроль. Я подтянула учебу, всерьез увлеклась криминалистикой, поступила в один из лучших университетов страны. У меня были мечты, цели, чертовы надежды…

И теперь все это рухнуло. В один долбаный миг.

А виновница всех этих бед стоит напротив, смотрит на меня глазами гребаного Бэмби и спрашивает какую-то чушь. Нас с ней разделяет всего один шаг, но он как будто размером с Аризонский кратер.

Больно щипаю себя за бедро, чтобы хоть как-то удержать свои эмоции под контролем, и задаю единственный важный в этом разговоре вопрос:

– Ты меня хоть когда-нибудь по-настоящему любила?

Она моргает и выглядит растерянной.

– Каждую минуту твоей жизни.

Я с трудом сглатываю, чувствуя болезненное жжение в глазах.

– Да, я не планировала становиться матерью в шестнадцать, – ее руки начинают дрожать, и Руби зажимает их между коленями. – Но ты – лучшее, что случалось со мной в жизни, Хантер. Ты самый сильный, самый целеустремленный и искренний человек из всех, кого я знаю. И я горжусь тем, что я твоя мать. – Повисает долгая пауза. Настолько долгая, что я уже собираюсь уйти, когда Руби произносит следующее: – Мне жаль, что я сделала эту проклятую анкету. Я не имела на это никакого права. Просто… Не знаю… В тот момент мне казалось это отличной идеей. Я думала, что так ты сможешь поскорее накопить на собственное жилье, заменить старую машину, которая дышит на ладан. Но потом у тебя появился парень, и…

– У меня больше нет парня, мам. – Я устремляю взгляд к потолку, не позволяя слезам вытечь. – Приличным парням не нужны девочки, на которых висят ценники. У меня вообще больше ничего нет. Ты отняла у меня все.

По ее щекам начинают катиться слезы.

– Я просто хотела, чтобы ты была счастливее, чем я.

– Поздравляю, ты облажалась.

Отступаю назад, но Руби хватает меня за руку, останавливая.

– Не уходи, – ее голос звучит глухо и надломленно. – Я исправлюсь, милая. Клянусь. Стану хорошей матерью. Лучшей матерью на свете. Только не бросай меня… Ты – все, что у меня есть. Ты – все, что у меня когда-либо было. Я не могу жить без тебя. Я не умею жить без тебя, персик.

Я качаю головой, не в силах говорить.

– Персик…

Резко выдергиваю руку из ее пальцев, после чего разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу прочь из чертового дома.

Глава 25. Хантер

Есть что-то особенное в девичниках.

Две бутылки красного чилийского вина на троих, нежнейший феттучини «Альфредо», несколько эпизодов сериала «Друзья», – и вот ты уже счастливый житель Похер-Сити с приятным замедленным акцентом и расслабленной полуулыбочкой на губах. На моей голове полотенце-тюрбан, у Дэнни под глазами огуречные патчи, а на Аспен хлопковая пижама с БиМО из «Времени приключений». Я убеждена, что прямо сейчас эта маленькая комната в женском общежитии – самое уютное местечко в Майами.

В тысячный раз за вечер проверяю свой телефон. Шесть непрочитанных сообщений – все от Руби. Больше ничего. Бросаю телефон на кофейный столик, подтягиваю колени к груди и обнимаю их.

– Хэй. – Дэнни приподнимается на диване и виснет на моем плече. – Он напишет. Просто дай ему время.

– Не понимаю, о ком ты говоришь, – упрямо вздергиваю подбородок. – Я просто посмотрела на часы.

– Даже я понимаю, о ком она говорит, – фыркает Аспен, откусывая мятное «Орео», зажатое в кончиках тонких пальцев. – Так что не строй из себя тупицу. Этот образ тебе не идет.

Я выхватываю из ее руки печенье и запихиваю себе в рот целиком.

– Ну, ты и зараза, – ахает Аспен.

– Звучит лучше, чем тупица, – бубню с набитым ртом и подмигиваю ей.

Несмотря на наше недавнее знакомство, которое состоялось всего пару часов назад, кажется, будто мы с соседкой Даниэлы знаем друг друга целую вечность.

Аспен Дэвис из Грин-Ривер, штат Вайоминг. Ее мать – китаянка, а отец – белый американец. У нее персиковая кожа, карие, слегка раскосые глаза, выдающие азиатскую кровь, и густые каштановые волосы, длиной чуть ниже плеч, расчесанные посередине на прямой пробор. Аспен двадцать, она учится на втором курсе, на полной стипендии. Что означает, девчонка – чертов ботаник. В лучшем смысле этого слова. А еще у нее необыкновенный голос – густой, мелодичный и мягкий, как шелк. Да и в целом, она волшебная.

Ну, когда не называет меня тупицей.

– Почему бы тебе не написать ему первой? – предлагает Аспен.

Ее вопрос затягивается на моей шее, как петля.

– Я лучше сгорю заживо, чем унижусь перед этим предателем.

– С чего ты вообще взяла, что Чейз тебя предал? – слегка заплетающимся языком спрашивает Дэнни, подливая себе вина.

– Может, с того,