Перепуганный Гришка, затаив дыхание, отодвинулся чуть подальше и неожиданно провалился в глубокую яму, больно ударившись поврежденной ногой.

— Слышь? — спросил один из стрельцов.

— Вроде треск, — сказал его напарник. — Вон там.

— Смотри, куча веток. Может, здесь?

— А вот сумка холщовая. Кажись, его. Э, где ты там? Вылазь! Не то быстро башку снесем! — крикнул десятник.

Они саблями начали расшвыривать кучу, подбираясь все ближе к Гришке. Тот уже в мыслях распрощался с жизнью и сделал движение, пытаясь встать. Уже не было смысла продолжать играть в эти игры. Он попался.

Вдруг сзади раздался треск и сопение. Какая-то тварь, сломя голову, кинулась в лес.

— О, бог ты мой! — перекрестился десятник. — Так то кабан был. А ты чего, баранья башка, удумал?

— А сумка откуда?

— Обронил разбойник… Фу, пока возились здесь, он, наверное, уже за тридевять земель утек…

— Да теперь точно староста шкуру спустит.

— Пускай ведьме Варварке спускает. Она его, стервеца, спугнула…

У тлеющего костра, тяжело опершись на дубину, в одиночестве сидел Сила.

— Вечер добрый, — отдышавшись, сказал Гришка.

— Добрый. Унесли все-таки тебя черти. Зря я тебя, что ль, предупреждал? — осуждающе покачал головой Сила Беспалый.

— Дело важное было.

— Важное дело будет, когда тебе твою дурацкую башку оторвут.

— Считай, что уже оторвали, а также грудь ножом острым вспороли и сердце вынули, — пожаловался Гришка.

— Говоришь гладко, как молитвы читаешь, — усмехнулся Сила. — Что стряслось?

— Плохо мне, — Гришка закусил губу, чтобы не расплакаться.

Выслушав его сумбурный рассказ, Сила озадаченно покачал головой:

— Ну и кашу ты заварил.

— Без Варвары мне жизнь не в жизнь! — признался Гришка.

Беспалый погладил пальцами свою дубину.

— Эх, связала меня с тобой судьбина… Ладно, попытаемся твою Варюху выручить…

* * *

Сон был беспокойный, наполненный тяжелыми, липкими кошмарами, ни один из которых не задержался в памяти Гришки.

Сила растолкал его, когда болота еще спали во тьме. Было довольно прохладно: со вчерашнего дня вдруг подул пронзительный ветер и жара спала. Нет ничего неприятнее, как ранним утром вылезать наружу из-под нагретой теплом твоего тела овечьей шкуры.

— Да вставай же ты! — Сила чувствительно ткнул в бок Гришку, который никак не мог очухаться от сна и понять, что же от него хотят.

— А чего?

— Да тихо ты! Вставай, посмотрим, где деваху твою губной староста спрятал.

Гришка поднялся, зачерпнул горсть болотной воды, умыл лицо, после чего полегчало, мысли стали яснее и четче. Беспалый вручил ему пистоль и саблю. Свою дубину он оставил в логове, сам же прихватил огромный, почти в человеческий рост, суковатый посох.

— Выходим, — прошептал он.

Когда они оказались на достаточном расстоянии от разбойничьего пристанища, но были еще далеко от починка, то говорить смогли без опаски. Из всех тем для разговора Гришку интересовала только одна — что будет с Варварой и как ее вызволить.

— Неважные дела, — сказал Беспалый. — Замучить девку могут. У воеводы суд несправедливый. Как отведает твоя девка кандалов да батагов — если слишком нежная, может и не перенести.

— Как же так? Хуже разбойников. Что ж за власть такая?! — возмутился Гришка.

— Ну, это ты зря. У нас еще милосердно. Я вот во Франции был, так там тебя только маленько в разбое заподозрят, сразу на виселицу волокут. И хоть вой, хоть плачь, хоть смейся — а все одно вздернут. А еще похлеще — плахой башку срубят. И отрубленная башка сразу в корзину скатывается. Ну, а справедливости там вообще не сыщешь. Так что у нас еще хорошо…

— А говорят, они там по культуре живут.

— Не поймешь их. С виду, конечно, чистота, улицы булыжником вымощены, каждый день без устали метут их. Вежливые все, кланяются. Но народишко гнилой и силой пожиже нашего будет. Уж коли начнут лупцевать друг друга, так еще хуже, чем мы с поляками или с татарами.

Страна такая есть — Испания. Там кто на соседа донос напишет, тот награду получит. Особливо ежели донос о том, кто веру ихнюю не разделяет. Так того смутьяна с утречка пораньше к попам волокут, а те его пытают так, что нашим только поучиться. А потом торжественно на костре живьем сжигают. А-у-то-да-фе называется, — сказал Беспалый, произнеся трудное слово по слогам.

— Ну да? — не поверил Гришка.

— А народишко ихний все-таки без расположенности душевной. У нас кого на каторгу или в тюрьму ведут, так люди добрые и пожалеют, и краюху хлеба дадут. Ну а там, у тех же хранцузов, ежели казнь назначают, так все будто на ярмарку собираются. Злые они. У нас вон за разбой, может, казнят, а может, всего лишь ноздри повыдергивают, углями горячими погладят — и ладно. А у них, коль с кармана кошель срезал — так и голова с плеч.

Утренний лес укрывал мягкий туман, который начинал таять под первыми лучами солнца. Несмотря на свою грузность. Сила двигался бесшумно и плавно. По мере приближения к починку он становился настороженнее, ловил каждый шорох в лесу. Вспорхнет птица, пробежит зверь, зашуршат кусты — ничто не укроется от его внимания. Беспалый был истинно лесным человеком, потому и жив до сих пор оставался, и избежал ловушек и опасностей столько, сколько человеку обычному и представить трудно.

— Не слишком удобное место — сказал Беспалый, осторожно с пригорка рассматривая просыпающуюся деревню.

Над одной избой вился дымок, около другой баба перетаскивала дрова. Громко мычала чем-то недовольная корова, фыркали в стойлах лошади.

— Ну, что делать будем? — спросил Гришка.

— Надо разведку учинить. Лошади здесь, значит, стрельцы и губной староста на месте. И деваху твою еще не увезли. Эх, поподробнее б кого расспросить…

— Не к старосте же в терем с расспросами идти.

— Это верно. Но может, кто утром прогуляться решит…

Они спустились к реке, берег которой порос густым кустарником. Слышался плеск. Сила раздвинул ветки. Около берега в воде мылась толстая, грудастая баба. Делала она это как-то деловито и сосредоточенно.

— Ух, ты!.. — вырвалось у Гришки.

— Не засматривайся, кобелина, — прошептал Беспалый. — И так вон у тебя сколько бед из-за баб… Надо бы ее порасспросить.

— А как завизжит?

— Не завизжит.

Они проползли к тропинке и терпеливо стали ждать, надеясь, что больше никто не появится.

К счастью, больше никто не пришел. Толстуха тщательно вытерлась, натянула рубаху, встряхнула мокрыми волосами и причесалась, после чего, довольная и посвежевшая, неторопливо пошла к починку.