– Сама эта колдунья?

– Я не знаю, – Улеб смахнул рукавицей снег с бревна под елью и присел отдохнуть. – Никто не видит, как она это делает. У нее есть духи-потворники. Может, их присылает. Ты поменьше любопытничай, а то ведь нос откусят.

– Откусил уже один такой! – Бер весело дернул себя за скошенный книзу кончик носа. – Зачем же, по-твоему, я сюда пришел, как не чтобы любопытничать!

– А я думал, за Малушей.

– Что ты сам-то за ней до сих пор не сходил? Ты знаешь и дорогу, и все здешние порядки куда лучше меня! И ты тоже ей двоюродный дядя!

– Я… – Улеб поколебался. Похоже, такая мысль просто не приходила ему в голову. – Я не приношу девам счастья, – тихо сказал он потом. – Моя мать зачала меня в дни неудачи, и теперь мне нести ее с собой всю жизнь. Я любил одну деву знатного рода, Малушину тетку по матери. Горяну. Мы были обручены, и свадьба была совсем готова. Тогда все думали, что я займу киевский стол. Прияна из-за этого уехала из Киева, чтобы не оставаться в одном городе с другой княгиней. Но внезапно вернулся Святослав… Он взял Горяну за себя, хотя она вовсе этого не желала. А когда Прияна об этом узнала, она отказалась возвращаться. Так были оскорблены и ввергнуты в несчастье две знатных добрых женщины. А Малфа… если бы Прияна оставалась в Киеве, всего этого с ней бы не случилось…

– Чего – этого? – тут же спросил жадно слушавший Бер.

– Ну, ре… – Улеб встретил его горящий любопытством взгляд и опомнился.

Бер ведь не знает истинной причины Малушиного изгнания. А если узнает – пойдет ли ее вызволять? И не сгубил ли он, Улеб, только что надежды на лучшую долю еще одной доброй девы?

– Чтобы ей помочь, нужен человек с удачей посильнее моей, – сказал он. – А ты по виду человек удачливый – рад буду, если она тебя не подведет.

– Так с девушкой что-то не так? – от Бера не укрылось его смятение.

– Ничего я тебе не скажу! – мягко, но решительно ответил Улеб и встал. – Чтобы узнать эти тайны, тебе надо сходить за ними на тот свет.

– Как у вас тут все сурово! – с недовольством ответил Бер, будто дитя, от которого скрыли конец сказки.

– Но ты ведь хочешь как в саге?

Бер махнул на него рукой и стал осторожно спускаться по склону на лед ручья.

– Удачи! – крикнул ему вслед Улеб. – И не забудь ради Христа – левая створка!

* * *

На «мертвую» сторону из таинственной избушки Бер выбрался разочарованным. Черепа на кольях имелись, но только лошадиные и коровьи – человеческого ни одного. Бура-баба впустила его во двор и в дом, и сама оказалась именно такой страшной, как рассказывали, но Бер не испугался, потому что этого и ожидал. Но избушка! Тесная, как могильная яма! Ни блестящего убранства, ни золота вместо светильников, ни роскошно убранного стола, где его стали бы соблазнять разными вкусными блюдами. О прекрасных дочерях старухи, которых ему предложили бы на ночь, нечего было и мечтать. Кроме самой ведьмы, там вовсе никого не было. Один череп на столе, но пусть с ним другой кто-нибудь целуется.

Хозяйка молча выслушала, зачем он пришел, и надолго задумалась. Что-то бормотала, кажется, высчитывала. Спрашивала, который сейчас месяц и давно ли в Плесков приезжали гости из Киева. Узнав, что почти год назад, кивнула.

– Девять месяцев нужно, чтобы жена выносила дитя, и девять месяцев нужно, чтобы спряли суденицы судьбу человеку, – сказала она потом. – Девять месяцев миновали. Дева выносила дитя, богиня выносила судьбу. Настают родины. Развязываю я узлы, отмыкаю замки и запоры! Растворяю ворота Макоши!

Она вывела Бера назад во двор, но и здесь не обнаружилось цветущего сада с соблазнительными плодами, отнимающими память и разум. Лишь все тот же заснеженный ельник.

– Туда! – клюкой старуха указала на калитку в задней стороне тына. – Ступай.

И закрыла за ним калитку. Беру ничего не оставалось, как вновь вставить ноги в петли лыж и двинуться вперед. Никакой тропы он не видел, но угадывал ее между елями, где не было подлеска и путь не загораживали развесистые лапы. Ему могли бы указать дорогу зловоние и трупный смрад, которому полагается быть в таких местах. Но сколько Бер ни принюхивался, ничего такого не чуял. Обычные запахи зимнего леса, замерзшая хвоя…

Но вот спереди потянуло дымом. Бер приободрился: цель была близка. Вот-вот он увидит жилище самого главного колдуна. То есть местного бога, владыки царства мертвых. У него должен быть тын в семь человеческих ростов, на каждом колу по человеческой голове, а у ворот сидят пять свирепых псов… А как зайдешь внутрь, там еще хуже: крыша из стрел, пол из змей, стены из грязи…

Когда перед глазами Бера появилась избушка, он ее поначалу не заметил. Невысокие бревенчатые стены, заснеженная крыша – она так прочно сливалась с лесом, что казалось, будто огромные бревна, из которых ее сложили, продолжают расти лежа. Но в стене было оконце, а из оконца тянулся дым. Увидев это, Бер застыл на месте. Понял, что пришел куда надо.

Должно быть, это морок, думал Бер, стоя неподвижно и изо всех сил вглядываясь в избушку. Отвод глаз. Не может властелин мертвых жить в такой конурке. Или здесь держат его сторожевых псов? А дворец из костей – дальше? Или жилище только кажется маленьким, а на деле в десять раз больше? Там же внутри должно быть сорок просторных палат, а в них полно великанов, обманчиво-прекрасных дев и разных чудовищ!

Но сколько Бер ни делал знак Тора перед собой, ничего не менялось. Избушка оставалась маленькой, ни псы, ни черепа не появлялись.

Оставался один способ – попытаться войти. Не стоять же здесь до ночи!

Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, Бер осторожно пересек поляну. Сбросил лыжи, сделал шаг вниз, в углубление, куда открывалась дверь. Постучал древком сулицы и стал ждать.

Внутри стояла тишина. Никто не подавал голоса, даже не шевелился. Бер постучал снова.

Умерли они там все, что ли? Но это должен быть тот самый дом – не может быть, чтобы на мертвой стороне стояли десятки дворов! То есть по уму их должны быть здесь сотни тысяч – где-то ведь живут все те люди, что умерли со времен Аска и Эмблы! Но всякий, кто сюда попадает живым, видит только один дом. Так положено. Потому что твоя собственная смерть – только одна, и посмертная участь тоже.

Дивясь собственной мудрости, Бер нетерпеливо постучал в третий раз.

* * *

Вслед за этим случилось сразу несколько событий, и в ощущениях Бера они наложились друг на друга, отчего он не сразу понял, что происходит и на каком он свете.

Дверь избенки отворилась, из тьмы на него глянуло лицо молодой женщины – с выражением испуга и решимости. Он сразу так ясно его разглядел, будто чья-то рука вложила этот образ в самую сердцевину его мыслей: совершенно незнакомое лицо, с высоким лбом, наводящим на мысль об упрямстве, скуластое, с немного припухшими глазами, впалыми щеками. Юность этого лица не вязалась с отпечатком тяжкой, привычной заботы и усталости. От девы веяло чем-то потусторонним – будто она глядела на него не просто из темной избы-полуземлянки, но из мира мертвых. И в этот миг Бер понял: он нашел, что искал.