все начинают вываливать из аудитории на перерыв, прошмыгиваю в узкую дверь преподавательской каморки, из которой есть ещё одна дверь в небольшой склад музыкальных инструментов и уже не использующихся бюстов деятелей культуры.

Тут сумрачно, потому что окна прикрывают тёмные тяжёлые шторы, немного пыльно и чуть затхло, но меня это не беспокоит.

Я прикрываю за собой тихо двери, а потом бросаюсь в объятия Назара, который уже ждёт меня, умостившись на закрытой крышке старого фортепиано. Он подаётся мне навстречу, ловит и крепко прижимает к себе.

– Привет, - шепчу и прижимаюсь своими губами к его, прикрывая глаза от удовольствия. - Я скучала.

– Привет, - отвечает он мне в губы. - Я тоже.

А потом мы просто целуемся. Минуту, две, три. Только губы и дыхание. Только нежные упоительные прикосновения, которых мы лишены были слишком долго - целые сутки.

Я не могу себя заставить оторваться от него вплоть до момента, когда от отсутствия кислорода у меня едва ли не начинает кружиться голова. Дышать нечем, но прервать поцелуй мы оба не в силах. Друг другом дышим.

Назар отрывается от моих губ, благосклонно позволяя мне наполнить лёгкие кислородом, а сам припадает к шее. Прижимается к ней губами голодно, крепко, влажно, но аккуратно, чтобы не оставить следов. Он понимает последствия, которые могут быть серьёзными за такие игры. Мы ещё обязательно пошалим, но не сейчас. Обязательно сорвём друг с друга одежду и до изнеможения будем наслаждаться друг другом.

Но не сейчас.

– Я когда-нибудь надышусь тобой? - бормочет, втягивая носом запах моей кожи. - Когда-нибудь перестану ловить от тебя кайф? Что ты за сорт, Надина, что меня так уносит только от одного аромата?

Его жаркий шёпот заставляет всё внутри завибрировать. Тот самый приглушённый голос, от которого я вздрагивала в страхе и покрывалась липким потом, сейчас возбуждает меня с пол оборота, заводит своим тембром.

Я безумно хочу его. Прямо сейчас, прямо тут - в университете. Месяц без его ласк! Я больше не выдерживаю.

– Я больше не могу терпеть, - озвучиваю свои потаённые желания и скольжу ладонью по его груди и до ремня.

– Терпение, моя Канарейка, немного ждать осталось. Уже всё почти готово.

– Я так боюсь, что что-то пойдёт не так. Мой отец будто сумасшедшим становится, когда речь заходит о твоей семье. Что случилось между ними - нашими отцами?

– Я так и не смог узнать, - пожимает плечами и ласково ведёт костяшками пальцев по моей щеке. - И Разан не в курсе тоже. Тайна.

– Как сейчас между вами? Ты доверяешь ему?

– Пытаюсь, - Назар вздыхает. - Хочу. И выбора особенно нет. Но нам обоим сложно после стольких лет.

Через неделю после того, как отец обо всём узнал, он снова позволил мне посещать занятия в университете. Это уже было не четыре стены, но радости мне доставляло мало. Всё чего я хотела - увидеть Назара. Безумно желала только этого. Всё нутро горело и сопротивлялось контролю отца. Он вернул мне телефон, но я обнаружила, что там ограниченное количество контактов и доступ в интернет тоже только на учебные сайты.

Я злилась, но сделать ничего не могла.

Но спустя ещё несколько дней, Марта Валерьевна - моя преподавательница общей музыкальной истории, попросила меня принести две скрипки с комнаты-склада, что располагался за преподавательской каморкой. И стоило мне войти в это пыльное полутёмное помещение, как сердце сорвалось и понеслось вскачь, разогревая и разгоняя кровь. У меня даже руки потеплели впервые за несколько недель.

А всё потому, что я почувствовала знакомый запах чёрной смородины. Сразу поняла - он здесь!

Мой сталкер стоял у окна в капюшоне и маске, прикрывающей нижнюю половину лица, и едва его можно было различить на тёмном фоне какой-то ширму, которую сюда затолкали после одного из концертов и навеки забыли.

Я просто рванула в ту сторону, прыгнула ему на шею и расплакалась, а Назар долго гладил меня по волосам и просил рыдать тише, потому что Миксаеву и так было непросто уговорить на такое свою бывшую преподавательницу.

Меня тоже это немало удивило, потому что Марта Валерьевна была строгим преподавателем-буквоедом предпенсионного возраста. Но, как оказалось, для неё было неважно, насколько сумасшедшим и безбашенным был Миксаев, он был гениальным по её мнению музыкантом. Он заканчивал универ экстерном несколько лет назад, и поразил сердце строгой преподавательницы своим талантом. С тех пор она ему очень благоволила.

А теперь она была ангелом-хранителем наших с Назаром тайных встреч. Только поставила условие - не осквернять хранилище старых инструментов плотскими забавами. Кому скажи - не поверия. Но наша признательность ей не знала границ.

В первую же встречу в этой комнате Назар прямо спросил меня, готова ли я на побег. Сказал, что я могу несколько дней это обдумать. Он знал, что так или иначе, но я люблю отца, однако сейчас он меня сильно разозлил и не оставил выбора. Поэтому я уверенно заявила, что да, и время на подумать мне совершенно не требуется.

Я хотела сбежать. С ним - с Назаром. Куда угодно. Плевать. Только бы вместе.

И тогда он рассказал мне, что к нему пришёл брат и предложил свою помощь. После всего было сложно ему поверить, но Назар почувствовал, что тот не обманет.

Как и что они готовили, мне решили не сообщать.

“Всё потом. Жди, Канарейка”

И я ждала. Уже третью неделю исходила нервами в ожидании, но ждала. Потому что знала, что это не игрушки, папу просто так вокруг пальца не обвести. Но и Назар не был простаком - это я тоже очень хорошо успела на себе ощутить.

– Ты по-прежнему не собираешься говорить мне, когда день икс? - я делаю брови домиком и с просьбой смотрю на него.

– Нет, - он улыбается и нежно целует кончик моего носа. - Я уже объяснял, Надина. Чем ближе будет дата побега, тем сильнее ты начнёшь нервничать, тем пристальнее будет