31

— А какой ты хочешь образ? Может, добавим немного гламура? Или какую-то роковую нотку?

Лада Илаева уже давно пыталась подступиться то к моему отцу, то ко мне, то к Артуру в помощницы набивалась. Ей очень хотелось работать со мной, потому что это был бы хороший толчок в её карьере.

По мнению папы она была перспективным пиар-менеджером. И уже то, что Артур всячески отшивал её, стараясь всеми силами не подпускать ко мне, говорило о том, что он видел в ней конкурента на своё место.

Меня же она слегка раздражала своим желанием подружиться. Ну, типа подружиться. Где-то льстила, где-то пыталась блеснуть своими идеями и организаторскими способностями, но я чувствовала в ней типичную акулу, желающую вцепиться в кусок пожирнее в сфере шоубиза.

— А может вообще закосим под пай-девочку? Ну что-то в стиле японских школьниц.

До этого я просто пропускала мимо ушей её гениальные идеи. Просто мне не до образов и прочей галиматьи, я думаю лишь только о побеге. А концерт — предлог.

Однако сейчас я смотрю на Ладу в удивлении.

— Японских школьниц? Развесим декорациями тентакли, а потом и до хентая недалеко?

— Надь, ну чего ты, — та дует губы, вроде как подружка и вроде как обиделась. — Я просто набрасываю варианты. Мозговой штурм.

— Над смещением акцента в моём сценическом образе мы начали работать ещё с Артуром.

Специально вспоминаю о нём, чтобы подшпилить Ладу. Ну бесит она меня. А Артурчика ненавидит. Я его тоже терпеть не могу, но не суть. Даже забавно вспомнить, как он заткнулся и запрыгал на задних лапках, когда Назар снабдил меня тем видео из студии.

— И лёгкий роковый флёр понемногу уже добавляли. Иначе как ты себе представляешь я выступала вместе с Миксаевым?

При упоминании Влада Лада бледнеет. Упс. Кажется, кто-то пытался стать менеджером “Wet rain”, а его трахнули, а потом послали на все четыре стороны. И если Илаева действительно пыталась вщемиться в их команду, то она просто дура. Влад не признаёт никаких промоутеров и прочих нахлебников, даже московских отшил. А тут Илаева. Хе.

Ну прости, Лада, эта шпилька была ненамеренной.

— Так, теперь давай ещё раз по репертуару, — она достаёт планшет.

А у меня в голове: “Так, Надина, ещё раз по списку вещей: паспорт, права, загранник, золотая брошка-пуговица — памятная вещица от мамы. Пусть она меня бросила, она для меня мама, и эта вещица напоминает мне, что когда-то она у меня была и даже любила. Удобные кроссовки и джинсы в рюкзак”

— “Кокосовый бриз” вычёркивай, — всё моё внимание цепляется за трескотню Лады. — Я это говно больше петь не хочу.

— Надина, — Илаева поднимает на меня удивлённый взгляд, а мне хочется ткнуть ей остро заточенным кончиком карандаша в надутую губу и проследить, она спустится воздухом или вытечет какой-то наполнитель? — Это же твоя самая топовая песня! Нельзя просто взять и списать её. Ты должна её спеть.

— Вот и спой, — встаю и забрасываю за плечо рюкзак. — А я никому ничего не должна. До завтра, Лада.

Знаю, я веду себя как стерва, но поделать с этим сейчас ничего не могу. Нервы натянуты как тугие струны и звенят от малейшего колебания воздуха вокруг.

“А ты повзрослела, Надя. И сучка в тебе тоже” — сказала мне на днях моя университетская подруга Оля, когда я отпустила колкость в сторону одной недоблогерши, решивший распространить обо мне по университету очередную “желтуху”.

Но мне не нравится такой быть. Мне страшно, некомфортно и холодно в этой жизни. Дышащая холодом яма снова стала затягивать меня время от времени. И я хотела к Назару — тому, что развеял этот холод, кто прогнал его, показав, что в жизни может быть тепло и уютно. Что можно быть любимой и любить, не опасаясь, что тебя бросят.

“Все эти психологи — полная хуета, — однажды сказал мне Микс, когда я рассказала ему о том, что папа отправил меня к психологу лечить депрессию, когда я рассказала ему про “яму”. — Очень мало толковых. Большинство пиздит какую-то непонятную херню, самоутверждаясь перед самим собой, а ты как варился в собственном дерьме, так и продолжаешь вариться”

И я с ним согласна. Я не смогла впустить в свою голову психотерапевта, раскрыться. Мы целый час дважды в неделю рисовали кружочки и треугольнички за приличную плату от папы. Толку?

И только Назар меня понял. Понял, что мне нужно — адреналин. Сначала подсадил на него своим сталкерством, а потом заставил ценить разницу между гранью и жизнью. Влез под кожу, впрыснул свой яд, который оказался противоядием против «ямы» и её могильного дыхания.

Водитель-надсмотрщик забирает меня из студии и везёт домой. Меня аж подташнивает от вида собственного забора. Скорее завтра, скорее бы концерт. Всё должно получиться. Если побег сорвётся — я не переживу.

— Как идёт подготовка к концерту? — спрашивает отец, пока я делаю себе чай на кухне. Молча, как всегда в последнее время.

— Обычно: Лада пытается быть профессионалом, а я собой.

— Конфликтуете? — спрашивает отец голосом “Надина, ты как обычно”.

— Нет, папочка, что ты! Мы лучшие подружки. Разве она тебе не доложила?

А в том, что она предоставляет отцу полный отчёт, я абсолютно не сомневаюсь.

— Мне не очень нравится, что мероприятие будет проходить в клубе.

— Ты предлагаешь мне петь в Доме пенсионеров? Чтобы совсем опозорить?

— И чем это я тебя позорю, Надя?

О! Он серьёзно не понимает?

— Тем, что держишь взаперти двадцатилетнюю дочь и запрещаешь встречаться с любимым человеком! — я оборачиваюсь, отставив чашку на стол у мойки и смотрю на отца, который расположился за обеденным.

— Надина, я уже говорил, — папа трёт устало переносицу. —