Хауссер намеренно отвел глаза и опустил взгляд:

– Ты хотел меня о чем-то спросить или это все?

– Как это все функционирует? Никого больше я тут в квартире не видел, поэтому полагаю, что только ты один знаешь содержание записей? – Кристоф прищурился. – Наверное, поначалу шпионить за кем-то даже увлекательно, мне бы и самому было интересно. Видеть самые интимные стороны жизни, наблюдать за ссорами, подглядывать за женщинами в ванной, смотреть, как люди занимаются сексом. Все это ужасно занимательно. Но потом это становится частью будней, рутиной. И ты вдруг понимаешь, что все это мелочи быта. Каждый день одна и та же будничная колготня. Под конец тебе даже неохота просматривать отснятые пленки, и ты только заряжаешь новые и сдаешь отснятые. Все равно составлять обвинительное заключение будут другие, те, кто занимает в системе более высокие посты. Полагаю, что с течением времени человек начинает задумываться о собственной жизни, о ее смысле, и спрашивает себя, неужели в ней нельзя найти что-нибудь более интересное, чем такое изолированное существование. Ты в буквальном смысле видишь, как жизнь проходит мимо. Разве я не прав?

Хауссер пожал плечами:

– При такой богатой фантазии тебе бы писать романы.

– Я вполне доволен, как идет моя работа в банке. Жена-то у тебя есть? Семья, которая где-то ждет тебя? Или служба в органах помешала обзавестись семьей? – Кристоф попытался изобразить сочувственную улыбку, но она ему не вполне удалась. – Разве я хотя бы отчасти не угадал, как обстоит дело?

– Ну а если угадал?

– Что будет, если ты не отнесешь свои записи куда следует? Что, если вдруг записи по той или иной причине пропадут из-за какого-нибудь сбоя? Например, аппарат заело и он зажевал пленку, и получилась ерунда.

– Боюсь, я тебя не понял, – сказал Хауссер с кривой усмешкой, как бы намекающей на то, что на самом деле они отлично друг друга поняли.

– Думаю, что мы могли бы договориться. Если у тебя есть пленки, которые, на твой взгляд, могли бы меня заинтересовать. Это не значит, что у нас происходило что-то противозаконное, но возможно, в разговоре проскользнули какие-то слова, которые можно превратно истолковать, или в доме бывали гости, встречи с которыми мы не хотели бы афишировать, эпизоды частной жизни, не предназначенные для чужих глаз, и тому подобные записи.

– Зажеванная пленка – это неплохо звучит.

– Я рад, что тебе понравилось. А я в свою очередь мог бы внести в твою жизнь приятное разнообразие в виде интербутиков. Оплаты твоих трудов в долларах. Я уверен, что мы можем прийти к соглашению.

Хауссер почесал в голове:

– Вроде бы похоже на взятку?

– Скорее на благодарность за услуги управдому, который хорошо выполнил сверхурочную работу. В чем бы она ни заключалась – в прочистке сливной трубы или в работе с заевшей техникой. – Кристоф с улыбкой протянул руку, чтобы скрепить сделку. – Я могу быть хорошим и щедрым другом. Ты очень скоро в этом убедишься.

Хауссер только взглянул, но не пожал протянутую руку. Улыбочка исчезла с его лица, сменившись холодным взглядом.

– Я всегда с интересом наблюдал за людьми, обладающими властью, и удивлялся их уверенности в ее безграничности. Ты говорил, что не знаешь наверняка, в каком отделе я работаю, и что у тебя есть связи в службе безопасности. – При этих словах Хауссер ехидно усмехнулся. – Позвони завтра своему дружку Брауну и узнай, как он поживает, вот и получишь ответ на все свои вопросы. Всего хорошего, господин Шуман, и кланяйтесь от меня жене-красавице и талантливой дочурке!

Хауссер закрыл дверь, вернулся в гостиную и плюхнулся в кресло. Протянув руку, он взял со стола бокал с пивом, которое успело выдохнуться. Это еще больше подогрело его ненависть к Мидасу. Посмотрев еще немного парад, он выключил телевизор и нашел в кармане нужные монетки, чтобы позвонить Мюллеру.

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 8 октября 1989 года

На черной лестнице зажегся свет, и голые электрические лампочки осветили тесную площадку, яркий свет подчеркивал черноту теней в пролете. Кухонная дверь открылась, и на площадку вышли Кристоф и Лена. Кристоф даже не снял верхнюю одежду. Хауссер с нетерпением ждал момента, когда Кристоф вернется домой, желая увидеть его реакцию. И он не был разочарован, так как весь вид Кристофа выражал отчаяние.

– То, что случилось, ужасно… просто ужасно, – сказал Кристоф.

– А что произошло? Расскажи скорей… Не пугай меня!

Кристоф набрал в грудь воздуха и задержал дыхание. Он несколько раз сглотнул. Очевидно, ему изменял голос.

– С Брауном…

– Что с Брауном?

– Несчастный случай…

– Что с ним?

– Я только что говорил с Верой, она не может опомниться. Браун вышел на улицу выгуливать их собаку Лайку… Вчера… Обыкновенно на это уходило двадцать минут, а тут прошло полтора часа, а он все не возвращался. Тогда Вера занервничала и пошла его искать. Когда она спустилась к Шпрее, там стояла молодая пара с Лайкой. Они рассказали, что собака бегала по берегу и скулила. Все вместе они отправились на поиски Брауна, а потом позвонили в полицию. Часа через два они бросили поиски, и Вера стала ждать дома.

Лена испуганно прижала ладонь к губам:

– Какой кошмар! Его все еще не нашли?

Кристоф покачал головой и продолжал:

– Полицейские вернулись, когда нашли тело Брауна дальше по течению, где его прибило к берегу. На днях будет проведено вскрытие, но они сказали, следов насильственной смерти не было. Он просто упал в воду и утонул.

– Какой ужас! – повторяла Лена. Обняв Кристофа, она крепко прижалась к нему. – Может быть, он сам бросился в воду? Совершил самоубийство?

– Я ничего не знаю, но не думаю, что это так.

Она подняла на него взгляд:

– Что же это было? Ты что-то скрываешь от меня, я по лицу вижу.

– Вчера, когда я говорил с Хауссером…

– Да? Что тогда…

– В заключение нашего разговора он сказал, чтобы я позвонил Брауну. Тогда, мол, я узнаю, насколько простирается его власть. Мне кажется, это был… его ответ.

Лена высвободилась из его объятий:

– Ты сказал, что вы договорились и что он, как все, стремился только заработать.

– Я не хотел тебя огорчать.

– И ты мне солгал?

– Да нет же, черт побери! Я хотел оградить тебя от напрасных переживаний. Может быть, это все-таки случайное совпадение.

– Ты и сам так не думаешь. Что нам делать?

– Только не впадать в панику. Хотя мне больше всего хотелось бы поскорее удрать от всего этого подальше.

– Но мы не можем. План побега уже раскрыт. Да ты и не хотел бежать.