– Если в квартире остался какой-то след, указывающий на то, что случилось с братом, вы, я уверена, его обнаружите.

– Но там уже побывала полиция. Разве вы не были при этом?

Она кивнула:

– Но вы умеете то, чего никто другой не умеет.

Томас смущенно улыбнулся:

– Благодарю за комплимент, но вы, Луиза, меня совсем не знаете. А мне сейчас вмешиваться в это дело совершенно некстати.

– Двадцать минут, и мы снова вернемся сюда, и я больше никогда не буду обременять вас просьбами. Вы меня больше никогда не увидите.

– Ну, я совсем не это хотел сказать.

Она посмотрела на него тем беззащитным взглядом, с которым, наверное, не раз заступалась за своего брата. И Томас не мог не признаться себе, что на него этот взгляд тоже подействовал.

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 13 октября 1989 года

Над опустевшей Грейфенхагенерштрассе с вечера нависло облако слезоточивого газа. Возвращавшиеся с работы люди поспешили укрыться в домах за плотно закрытыми окнами и дверями. Один только Хауссер остался на улице. Со стороны Шёнхаузер-алле, тянувшейся параллельно Грейфенхагенерштрассе, доносились отдаленные выкрики демонстрантов. Металлически острый запах слезоточивого газа напоминал Хауссеру запах мокрой после дождя булыжной мостовой – так пахло на улице его детства в Граупе. Одетый в черную штормовку, он, прислонясь к дереву, поджидал Кристофа, которому пора было вернуться после работы из государственного банка. В последние дни Кристоф поменял свое привычное расписание, и уже несколько дней ему удавалось избегать встреч с Хауссером. Кристоф стал пользоваться черной лестницей, чтобы его уходы и приходы нельзя было услышать, и, таким образом, оставался незамеченным. Кристоф выходил из дому все раньше и исчезал, пока Хауссер еще не встал. Хорошо, конечно, что он был напуган внезапной смертью Брауна, но пора было с ним побеседовать. Время не ждало, и для того чтобы осуществились планы относительно Кристофа, нужно было, чтобы процесс неуклонно продолжал развиваться.

В эту минуту в конце улицы плавно выехал из-за угла «БМВ». Кристоф остановил машину рядом с воротами дома девять. Забрав лежавший на пассажирском сиденье портфель, он вышел из машины и запер за собой дверь. Хауссер двинулся к нему через дорогу. Крики демонстрантов, доносившиеся с Шёнхаузер-алле, заставили Кристофа обернуться, и он вздрогнул, увидев перед собой Хауссера, который стоял засунув руки в карманы.

– Как ты… меня испугал, – произнес Кристоф, стараясь взять себя в руки.

– Отчего же?

Кристоф пожал плечами и попытался бочком пройти мимо Хауссера.

– Ну что? Дозвонился до своего Брауна?

От этих слов Кристоф замер на месте:

– Что тебе надо?

– Что мне надо? – Хауссер пожал плечами. – Мало ли чего. Мира на земле. Пару новых ботинок. Прокатиться на твоем бээмвэшнике…

Кристоф попытался усмехнуться:

– Нет, я серьезно.

– И я серьезно. Садись в машину, и я тебя прокачу.

– Куда… прокатишь?

Хауссер ничего не ответил. Вместо ответа он вынул руку из кармана и щелкнул пальцами:

– Ключи!

Хауссер сел за руль, Кристоф на пассажирское сиденье, и длинный «БМВ» отъехал от дома. Хауссер плавно нажал на газ и включил передачу. Насладившись тем, как быстро и мягко автомобиль набирает скорость, он уважительно кивнул:

– Великолепная у тебя машина, Кристоф. Были бы у меня деньги, я бы тоже купил такую. И сколько же стоит такая машина – двадцать, тридцать, сорок тысяч?

– Я… пользуюсь ею с разрешения приятеля… Она служебная.

– Да ладно! Вот бы мне тоже такого приятеля! Он, поди, там живет – за стеной, да?

– Она совершенно законно зарегистрирована. Все бумаги в порядке, можешь не сомневаться.

– Да ну их, эти бумаги! Мне дела нет, откуда ты взял эту машину, Кристоф.

– Меня, наверное, ждет жена… Может быть, вернемся? О’кей?

– Ты не похож на мужчину, которым может командовать жена, какой бы она ни была хорошенькой. Расслабься и получи удовольствие от поездки. Включи радио. Дай мне послушать, что ты включаешь, возвращаясь с работы.

Кристоф помедлил. Хауссер сделал нетерпеливое движение рукой, и Кристоф нехотя включил радио. «Aruba, Jamaica o-o-o I wanna take ya», – вырвался из динамика хрипловатый голос Карла Уилсона, исполняющий в сопровождении остальных участников группы «Бич Бойз» песню «Kokomo».

– Полагаю, то, что мы сейчас слушаем, это не канал ГДР-один? – серьезно поинтересовался Хауссер.

– Извините… Не знаю… Должно быть, оно само нечаянно переключилось. – Кристоф протянул руку, чтобы переключиться на другую станцию.

Хауссер рассмеялся:

– Успокойся, я пошутил! Хорошая музыка. Должно быть, из хит-парада. Я и сам это слушаю. Дай-ка мне сигаретку из этой пачки. – Он указал на пачку «Мальборо», лежавшую на торпедо.

Кристоф достал пачку и протянул ее Хауссеру. Тот включил встроенную в приборной панели зажигалку и вынул из пачки сигарету:

– Я же знал, что ты человек «Мальборо».

– Мне кажется, это произносится «мальборо-мэн». Впрочем, не важно.

Хауссер сделал глубокую затяжку и с наслаждением выпустил струю дыма.

– Комфортно живешь, Кристоф, что и говорить!

Кристоф смущенно опустил глаза.

Хауссер свернул за угол и направил машину в сторону Шёнхаузер-алле. На следующем перекрестке он остановился. Впереди дорогу заволакивала пелена слезоточивого газа, окутавшая эстакаду железной дороги; из туманного облака как раз выскочила электричка. Под аккомпанемент группы «Бич Бойз» перед ними предстало зрелище разбегающейся демонстрации. Хауссер с сильным немецким акцентом негромко им подпевал: «Down to Kokomo».

Перед машиной мчались участники демонстрации. Среди них было много раненых и окровавленных. На плече они волокли флаги и лозунги, как будто это был крестный ход. На многих была надпись: «Wir sind das Volk»[23].

– Ты ощущаешь себя одним из них? – спросил Хауссер, указывая на такой плакат. – Ощущаешь себя частью этого «народа»?

– Я… я даже не знаю, что сказать.

– Потому что не знаешь, сочувствуешь ли им, или?..

– Потому что я чувствую – что бы я ни сказал, это будет не то, что ты хочешь услышать.

– Но это же очень просто. Я хочу услышать правду, и только правду. – Хауссер загасил сигарету в пепельнице. – Сейчас пришел самый подходящий момент для того, чтобы рассказать наконец правду о том, что происходило в вашей квартире.