И океан на обратном пути не казался уже таким бесконечным и страшным.

Второй раз я летел в Америку в 2001 году. Этот мой прилет разительно отличался от первого. Первый раз я летел к «друзьям по кухне», покорившим новый континент, к «парню с нашей улицы», ставшему нобелевским лауреатом… и главное – в страну нашей мечты. Куда же все делось? Какая страна исчезла! Я имею в виду, как ни странно, Америку! Оказалось, она существовала лишь в нашем воображении, светила нам нашим же отраженным светом, и когда наши явно чрезмерные надежды погасли, она стала обыкновенной страной, которая вовсе и не обязана так уж любить нас – если и мы теперь к ней относимся трезво. Мы обожали страну Фолкнера и Хемингуэя, но гении не ходили толпами по улицам, а обычные американцы и Фолкнера-то не знали, а не то что нас! Но когда им подсказали политики, что «Россию надо спасать», – они с американским простодушием кинулись к нам на помощь. И боже – за кого же они нас держали!

Помню одну из первых встреч с ними, долгожданными гостями, в шикарном питерском Доме ученых, бывшем великокняжеском особняке. Собрались писатели, художники, композиторы, ученые. И вышел «миссионер». К дикарям! И стал показывать нам, как надо держать голову, как улыбаться.

– Сейчас он будет учить нас ходить! – сказал кто-то.

Потом он скрылся за ширму – и вдруг явился в какой-то рванине и глядел на нас, загадочно улыбаясь. Видимо, этот ход с неизменным успехом он повторял во всех слаборазвитых странах, но здесь он почему-то успеха не имел. Тут он улыбнулся еще ослепительней, видимо, решив: да, страна эта еще более слаборазвитая, чем считалось.

– Вот, – сказал он (русский он знал, но этим его знания о нас ограничивались). – Это, – он показал на себя, – одежда творческого человека. Он – попрошайка, он должен уметь просить деньги у правительства и фондов. Без этого не обойтись!

В зале сидели авторы книг, симфоний, картин. За кого же они считали нас, если прислали нам – и считали это за благодеяние – такого затейника?

Помню другую встречу: хорошенькая домохозяйка, чьей фамилии никто никогда в мире не слыхал, учила нас, как писать книги, искренне и простодушно делилась с нами секретами своего успеха.

Они думали, что нас надо поднимать с нуля… или им хотелось, чтобы так было?

Первый раз я летел в Америку для выступлений в «Коннектикат-Калледже», вместе с Бродским. Студенты смотрели нам в рот! Второй раз я уже летел на Всемирный конгресс писателей! Еще круче? Но такая пышность – Всемирный конгресс писателей – у нас, людей уже прожженных, вызывала сомнения. Так ли уж американцы любят «всех писателей»? Что-то мутное… И с чего это вдруг писатели всего мира съедутся, как по команде? К кому? Слетится какая-нибудь шелупонь! Но – в США все равно тянуло. Там наверняка есть замечательные люди!.. Но нами, похоже, занимаются совсем другие.

С пересадкой в Нью-Йорке мы прилетели в Вашингтон и оказались словно в парилке. И лишь в роскошном «Хайятте», где поселили нас, дышалось легко, били фонтаны, играла музыка, вкусно пахло. Ну что ж? Начало неплохое! К нам веселой и слегка уже нетрезвой толпой подошли ушлые москвичи и наши эмигранты.

– Ну что, – сказал один, – и гордые питерцы приехали Муна послушать?

Оказалось, что этот «Всемирный конгресс писателей» оплатил Мун, знаменитый американский проповедник корейского происхождения, с репутацией далеко не прозрачной, загадочной. И через час, когда мы собрались в конференц-зале, он обрушил на нас свое красноречие, а точней, быстроречие, причем на корейском. Переводчики не успевали, лишь восклицали иногда (и то на английском) – «любовь»! «семья»! «дети»! Эва, удивил! Потом речь его стала вовсе бессвязной, просто звуки, какие-то языческие камлания! Переводчики сконфуженно умолкли. Конец! Тишина. Некоторая растерянность… Но растерялись не все! Наш брат – не промах! На трибуну выскочил самый великий из нас, маленький, лысый, неугомонный, любимый всеми нами актер и режиссер. Я заранее начал улыбаться – и окаменел.

– В России – духовный сифилис! – кричал наш гений. – Мы гнием без вас, без вашего очистительного слова!

– Видно, на большую деньгу замахнулся! – шепнул мне на ухо сосед-эмигрант.

Покаяние гения встретили овацией. Вот для этого нас и привезли? Не помню, как я оказался на сцене. Думая, что я сейчас буду развивать тему духовного сифилиса, в зале захлопали.

– Нет у нас никакого духовного сифилиса! – сказал я. – И не было никогда. И с душами у нас все в порядке – не хуже, чем у вас.

Прошел перевод – и ропот недоумения: «Зачем приехал тогда?» Сам удивлен!

– Но ведь у вас после крушения коммунистической идеологии вакуум сознания. Разве не так? – проговорил кто-то из зала с акцентом, видимо, какой-то русист, знаток наших душ.

– Нет у нас никакого вакуума! – сказал я. – И не было! И никакой коммунистической идеологии у нас не было! Была, может, но не лично у нас. Так что с душами у нас все в порядке.

«Уж заполнять наш «вакуум» языческими заклинаниями, которые мы слышали здесь, точно не стоит!» – подумал я, но не сказал.

– Ну здорово ты им врезал! – горячо тряс мне руку маленький, лысый великий режиссер, только что жаловавшийся на сифилис системы и тут же (причем искренне!) превратившийся в горячего нашего патриота.

В конце заседания нам было торжественно объявлено, что вечером мы все приглашены на Концерт балета Большого театра, тоже приехавшего в США по приглашению Муна. Шик! Но этот «русский шик» скорее для американцев. А нам так долго лететь в Америку, чтобы смотреть наших же «лебедей», как-то странно.

И мы с моим другом поэтом Сашей Кушнером решили идти гулять. Я знал нескольких замечательных писателей и поэтов – и все они были удивительными людьми! И Саша как раз такой. Чем же еще писать, как не душой?

Вспоминаю международный писательский круиз по суровой Балтике. Оказавшись вдруг в одиночестве, под холодным дождем я грустно гулял по верхней палубе, вглядываясь в бесконечную тьму. Зачем ты здесь? Кому ты нужен? Вдруг я увидел, что издалека по мокрой сверкающей палубе ко мне бежит человек. Когда он подбежал, я увидел, что это Саша Кушнер. Он протер круглые очки, потом сорвал кепку. С головы его буквально повалил пар!

– Ну наконец-то! – проговорил он. – Куда ты пропал? Всюду тебя ищу! Я там с одним шведом разговаривал – он хочет с тобой познакомиться насчет перевода твоих книг!

– Спасибо, Саша!

Я обнял его под дождем. Жизнь уже не казалось мне пустой и бессмысленной. Какая же пустота – когда есть рядом такие люди!

Я не помню, что было потом, не помню никакого шведа… или он все же был? Но всегда буду помнить Сашино волнение, азарт, его страстное желание помочь, не жалея сил. Кто-нибудь другой, более молодой, стал бы так бегать в качку по кораблю? Другие так не волнуются… поэтому они не поэты.