— Я всегда буду рядом, Мак. Я всегда буду защищать тебя, несмотря ни на что. Это ты и я против всего мира.

Две недели спустя

Я со скучающим видом смотрю в окно, отгоняя воспоминания. Все это заставляет мое сердце сжиматься от боли. Я держу все снаружи пустым, но внутри работаю над тем, чтобы найти выход отсюда.

Здесь настоящий ад. Последние несколько недель после «инцидента» были сущим адом. Вот как они это называют.

Я хочу сбежать.

От боли. От мыслей и воспоминаний.

Сбежать из этой дыры. Здесь место людям, которые нуждаются в реальной помощи. Мне здесь не место. Это все, что я знаю. И все же со мной обращаются так, будто я подвержена бегству.

Это чертово безумие.

Они просто не сочли, что я могу выйти на свежий воздух и пообедать, что, я думаю лучше, чем ничего. Я заметила, что листья постепенно начали сменять цвет от ярко-зеленого до кленовой ржавчины. Календарь в кабинете доктора Астер показал мне суровую реальность — я здесь уже полтора месяца и ни с кем не общаюсь, кроме пациентов и врачей.

Единственная медсестра, которая проявила ко мне хоть каплю доброты, это Стефани. Она взяла на себя обязанность доставлять мне еду вместе с одной из других медсестер, и чтобы помочь мне оставаться в здравом уме, она будет держать меня в курсе того, что происходит в реальном мире. Как раз сегодня за обедом она показала мне ролик TMZ. Две звезды упомянутого видео? Это Винсент Хоторн и Зак Ковингтон, дерущиеся друг с другом в клубе, который чертовски похож на The Kings. Ролик заставил меня улыбнуться несмотря на то, что я здесь в ловушке. Приятно было сознавать, что не я одна разваливаюсь на части. Судя по всему, Дикари тоже.

Теперь, когда остался один гипс, мне немного легче передвигаться по палате, которая больше похожа на тюремную камеру. Я работаю с физиотерапевтом, и, хотя боль в костях и теле временами невыносима, но бывает, что терпимо. С каждым днем ходить становится легче, боль утихает.

Я до сих пор ни от кого ничего не слышала. Не от девочек. Не от родителей. Не то чтобы я ожидала услышать что-то от База, но не могу не задаться вопросом, где он. Не сомневаюсь, что он слышал о случившемся, и хотя мне все равно, я хочу знать, ненавидит ли он меня. Ненавидит ли меня так же сильно, как я должна ненавидеть его?

Он считает меня сумасшедшей?

Ненавижу, что какая-то часть меня заботится о том, что он думает. Особенно после того, что я знаю. Я должна желать ему смерти. Мне тоже следовало бы замышлять месть против него. Но иногда любовь перевешивает все, потому что, хотя я ненавижу его всеми фибрами души, я люблю его.

Потому что там, где есть ненависть, есть и любовь. И, к сожалению, я поняла, что одно не может жить без другого.

Каждую ночь, когда я закрываю глаза, он рядом. Но это кошмар. Потому что я представляю себе ту ночь. Я представляю, как он причиняет ей боль. Представляю, как он последние несколько месяцев смеется надо мной в своей голове — за закрытыми дверями. Он, наверное, думал, что я глупая. Ему доставляло удовольствие, что ему удалось так легко разыграть меня. И подумать только, я чувствовала такое отвращение к себе за то, как далеко зашла. Я была убита горем из-за того, что у нас было, даже когда все это было огромной ложью. Все это было лишь фасадом. Он держал меня рядом только для того, чтобы они могли уничтожить меня. На самом деле ему было все равно. Он просто хотел закончить работу, которую не смог закончить много лет назад. Ничто не было яснее, чем сейчас.

Я позволила этому гневу и горю загноиться. В данный момент я почти на полной мощности. Какая-то часть меня чувствует, что я сейчас взорвусь. И, к сожалению, другая часть хочет увидеть его. Я хочу простить его, и хочу, чтобы он простил меня. Хочу вернуться в ту ночь. Когда мы были чужими. До того, как мы узнали что-либо друг о друге, до того, как ложь слетела с наших губ.

Иногда мне нравится думать, что было бы с нами, если бы мы действительно были чужими. Куда бы нас занесла жизнь? Каждый раз, когда эти мысли приходят мне в голову, я плачу, потому что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нет смысла даже думать об этом.

Я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем здесь. Я держусь подальше от большинства пациентов по очевидным причинам, но без посетителей и поглощенная своими одинокими, грустными мыслями, трудно не ощущать, что меня бросили. Даже Мэдисон ушла.

Я ее не слышу.

Она больше не является постоянным прибежищем в моем сознании или снах.

Она просто ушла, и я не знаю, как к этому относиться.

Часть меня испытывает облегчение. Потому что было так тяжело слышать ее изо дня в день. Быть рядом с ней, зная, что на самом деле ее нет. Но другая часть меня? Я чувствую, что рушусь. Я сломлена во всех формах и проявлениях. Мое тело и душа разбиты вдребезги. Там, где она обычно рядом, чтобы помочь мне пройти через преграды, ее больше нет. Она молчит.

Я даже не чувствую ее больше.

И думаю, что это самое больное.

Чувство брошенности. Хотя она клялась, что я нет, часть меня все еще чувствует, что я подвела ее. Теперь больше, чем когда-либо.

Ее позывы к тому, чтобы я двигалась дальше и была счастлива, все еще там, в глубине моего сознания. Будь я умнее, я бы так и поступила. Я бы перестала зацикливаться на прошлом. Перестала бы пытаться во всем разобраться. Позволила бы им исправить то, что они считают неправильным во мне, чтобы я могла убраться отсюда к чертовой матери.

Чаще всего я думаю о будущем. Что ждет меня в будущем после этого? Могу ли я действительно подняться с такого низкого уровня? Есть ли у меня вообще желание попробовать?

Ее переработанные слова о том, чтобы двигаться дальше и заботиться о маленькой девочке, которая нуждается во мне, это то, что мучает меня больше всего. Потому что единственная маленькая девочка, которая приходит на ум, это Ава. Я не забыла ее. Не было ни одного дня, когда бы я не думала о