Беседуя с бдительным сотрудником милиции, Акела с интересом разглядывал скворцовскую коллекцию, все эти теснящиеся на стене мечи, кинжалы, топоры и еще какие-то уж и вовсе диковинные древние орудия убийства. Как и всякий настоящий мужчина, он испытывал невольный восторг, неподдельный интерес и легкий приступ зависти к обладателю такого богатства. Он даже забыл на минуту все сегодняшние неприятности, залюбовался. Стараясь получше рассмотреть старинные клинки, Акела до отказа натянул витой провод между трубкой и допотопным аппаратом. Он машинально смахнул платком пыль с ближайшего к нему кинжала. Лезвие оказалось совсем старым, сплошь в мелких выбоинках и царапинках. Неожиданно он вспомнил, что секретарь Вова, этот лизоблюд и интриган, совсем недавно трепал языком, что собирается вот-вот прикупить солидную коллекцию средневекового оружия: мол, хорошее помещение капитала…

– Скворцов, алло! Вы на проводе, слушаете меня?

– Да, слушаю, спасибо вам за сострадание… Так я пойду?

– Пожалуйста! – Голос женщины снова стал деловито-безразличным. – Идите запирайте дверь, ставлю вас под охрану через две минуты!

Фортуна снова одарила его вялой полуулыбкой – покидая квартиру Скворцова, его подъезд и двор, он опять никого не встретил на своем пути.

Нырнув в родимый «Мерседес», перво-наперво он достал мобильник и еще раз позвонил Паукову. Опять эти длинные гудки… А ведь Паук не расстается с мобильником даже в сортире. Придется ехать в гости к мадам Поваровой, искать пропавшего друга…

…Мертвого Тимофея Ивановича Паукова Акела увидел ровно в одиннадцать тридцать две. Время он запомнил точно, мимолетный взгляд на циферблат «Ролекса» шрамом впечатался в память.

Вид друга, лежащего в ванне с перерезанным горлом, вызвал у Антона Александровича нешуточный шок. До сих пор он относился ко всем сегодняшним событиям как к ходам в шахматной партии, неизбежность которой давно уже предвидел. Право первого хода изначально было за Костей, и ход сучонок сделал гроссмейстерский, рассчитал все. Акеле только и оставалось строить посильную защиту и терять фигуры. Впрочем, и цель у Акелы вплоть до 11.32 пополудни была скромная – свести партию к ничьей. Он более заботился о том, чтобы произвести впечатление на единственного судью матча, Евграфова Вадима Борисовича, чем о том, чтобы одержать победу. К тому же, если уж проводить аналогию с шахматами, игра шла не в современном варианте, это скорее были те шахматы, в которые играли средневековые мастера. В эпоху мрачного средневековья фигур на доске было вдвое больше. Четыре короля, четыре ферзя, куча пешек выстраивались по периметру доски квадратом. Партия продолжалась много дней, выиграть, если противник не сделает глупости, было практически невозможно, зато можно было играть вчетвером. Вот и сегодня за доской было четверо. Белыми играли Костя и Вова-секретарь. Эта гнида естественным образом включилась в игру против них с Пауком, свалит их – останется один при Евграфове, выгода очевидна! И вот одного черного короля, Паука, уже свалили. Но это, конечно же, сделал не Вова. Вовик пока что только готовит свою проходную пешку, только метит в ферзи – от чего не легче… Итак, теперь против осиротевшего Акелы играют двое. Ничья почти исключается: либо он проиграет по очкам, лишится места у трона, должности, общественного положения, денег, либо его просто физически уничтожат. Перспективы, прямо скажем, хуже не бывает. Вспомнилось, как всего лишь несколько часов назад он нахваливал Паукову своих могучих орлов и говорил, что им самим тоже не помешает выказать рвение, «порастрясти жиры». Порастрясли…

Практически бегом он покинул квартиру Поваровых. На этот раз «Мерседес» стоял у подъезда. Он спешил, нервничал и припарковался у пауковского «Шевроле», простодушно оставленного его другом прямо под окнами трехкомнатной квартиры Константина Николаевича и его мамы.

Трубка мобильного телефона мелко подрагивала в его сильной руке, но голос звучал спокойно.

– Але, Беркут?

– Акела?

– Да, я. Твои ребята провентилировали квартиры ученых из лаборатории?

– Кречет отзвонился с хаты бабы – пусто. Ничего интересного для нас. Обычное жилье одинокой бабенки – так Кречет сказал. А Ястреб сказал, что дома у Твердислова голый Вася.

– Срочно приезжай на квартиру к Косте, Кречета и Ястреба вызывай туда же. В ванной увидишь мертвого Паука, пока не трогай…

– Мертвого?

– Да, представь себе! Вывод – будь постоянно на стреме.

– Что мне делать конкретно?

– Ждать! Сначала Кречета с Ястребом, потом моего звонка. Все, отбой.

Стиснув зубы, Акела повернул ключ в замке зажигания. Хочешь не хочешь, пора на фирму, к Графу на ковер. И быстро, пока он сам не позвонил. Давно пора брать инициативу в свои руки…

Ехать до центрального офиса было удобно и близко, но лимит удач на сегодня, похоже, был исчерпан до дна. Коварная Фортуна так повернулась к Шопову, что ему пришлось-таки вспомнить свою настоящую фамилию.

Сначала «Мерседес» попал в пробку, на радость «подорожникам» – нищим-попрошайкам с московских автомагистралей, продавцам газет и мальчишкам – мойщикам стекол.

Потом он свернул в знакомый переулок, еще вчера доступный автотранспорту, а сегодня, в пятницу, тринадцатого, перегороженный экскаватором. Пришлось ехать в объезд со скоростью двадцать кэмэ. Объездной путь кишел транспортом, словно река во время нереста.

Маленькая стрелка «Ролекса» достигла середины между единицей и двойкой, когда ожила трубка мобильника.

«Не успел», – горько усмехнулся Шопов. Если шеф, придется не докладывать, а объясняться, да еще по телефону. Паршиво!

– Але. Шопов слушает.

– Акела? Кречет говорит. Беркута убили.

– Что?!!

– Он мне позвонил, приказал приехать на хату к Косте. Приезжаю, Беркут в прихожей, в горле дырка. Он еще дышал, я спросил: «Кто тебя так», он прошептал: «Скворцов» и помер. А в ванне Паук лежит, тоже с продырявленным горлом. И еще – только что Ястреб звонил, его, как и меня, Беркут вызвал, Ястреб вот-вот подъедет…

– Ждите меня, еду к вам.

Нарушая все писаные и неписаные правила дорожного движения, Акела развернулся, стукнулся блестящим боком обо что-то или об кого-то, даже не пытаясь понять, что это было, тормознул рядом с мигом возникшим из ниоткуда гаишником, сунул ему не глядя стопку мятых баксов и газанул под «кирпич», прочь из автомобильной реки в относительно свободную протоку.

Он ничуть не удивился тому факту, что Беркут опознал Скворцова. Беркут до работы у Акелы считался лучшим щипачом города Ростова, карманником высшего класса. Он-то и делал оттиски с ключей господ ученых, в том числе и с ключей Скворцова. Пару недель пришлось плохо выбритому и скромно одетому Беркуту пасти сотрудников лаборатории в общественном транспорте, магазинах и просто на улице, прежде чем он сделал оттиски со всех ключей всех фигурантов. Работал Беркут ювелирно – извлекал из кармана жертвы ключики, снимал отпечаток и незаметно отправлял ключи обратно в карман владельца. При этом можно было гарантировать, что самого Беркута никто из ученой братии не заметил и не запомнил.