Ни один венн не стал бы доверять человеку, от которого так вот шарахается его собственный конь.

Аррант между тем вытряхнул студень в приёмный раструб машины. Воин двумя руками принялся крутить тугой вороток. Так, словно взводил большой самострел. Нетерпеливо сбросив рукавицы, Кермнис Кнер щёлкнул кресалом и поджёг длинный фитиль.

– Отойди, Захаг, или как там тебя! – крикнул он стражнику, всё пытавшемуся столковаться с Ирги. – И ты оставь пса, пострелёнок, последний раз говорю!

Пёс, чуя опасность, поднялся, в груди глухо зарокотало. Ирги только крепче вцепился в косматую шерсть и отчаянно замотал головой. Трое зрителей засмеялись.

– Ну, как хочешь… – пробормотал аррант и тронул за плечо приставленного к машине. – Давай!

Стрелок взял прицел, потянулся за фитилём…

Волкодав не особенно понял, как именно должна была сработать машина, но то, что мальчишке и псу грозило что-то скверное, сомнению не подлежало.

Он шагнул вперёд и встал прямо перед хоботом, готовым извергнуть неведомую гибель.

– Ты что творишь! – по-аррантски сказал он Кермнису Кнеру.

Тот недоумённо оторвал взгляд от устройства, за работой которого напряжённо следил. Вот уж чего он не ожидал от стоявшего перед ним лохматого дикаря, так это благородного выговора, более уместного не в саккаремском захолустье, а на спорах учёных.

– Ты не аррант, – сказал он, забыв от удивления правило разумной беседы: не утверждать очевидного.

Стрелок поспешно разжал руку, уже нашедшую спусковой рычажок.

– Ты похож на сегвана, – прищурился Кермнис Кнер. – Ты ездил в Аррантиаду с купцами или наёмником?

Волкодав хмуро ответил:

– Я не сегван. Я просто знал одного из славнейших в вашей стране.

– Эй! – раздражённо выкрикнул кто-то из зрителей. Молодым вельможам надоело слушать разговор на чужом языке. – Пошёл прочь, сын овцы! Не порти забаву!

А ты меня прогони, мог бы ответить Волкодав, но не ответил, поскольку ни один правильный венн не станет говорить с теми, кого, может быть, доведётся убить.

– Раз уж твой варварский ум сумел возвыситься до понимания языка учёности и поэзии, – не обращая на них внимания, кивнул Кермнис Кнер, – я расскажу тебе, неблагодарный сегван, что я творю. Вернее, что сотворил. Я изобрёл машину, способную прицельно метать заряды огня. Я назвал её «сифон», ибо она выталкивает горючую смесь сквозь узкую трубку. Полагаю, на полях сражений ей не будет цены. Это тебе не горшок с горящей смолой, наобум сброшенный со стены! Моя машина бьёт метко, как самострел в руках опытного стрелка. Я поджигал ею деревья и скирды соломы, но скажи, варвар, могу ли я с чистой совестью предлагать сифон боевым комадарам, ни разу не испытав против живого врага? Этот пёс никак не меньше человека, вставшего на четвереньки, значит, и гореть будет так же. Воин облачён в кожаные доспехи, он же – в густую шерсть, чем достигается примечательное, на мой взгляд, сходство. А мальчик… Я сто раз повторил ему, чтобы он бежал домой и не огорчал мать, но он не уходит. И что я, по-твоему, должен теперь делать?

Волкодав усмехнулся. Медленно и очень нехорошо.

– Ты ведь никогда не сражался, аррант…

На самом деле ему и с Кермнисом Кнером разговаривать совсем не хотелось, но по-другому, похоже, было нельзя, и он говорил.

– Кто обладает оружием мысли, тому незачем идти в бой, варвар. Разве учёный хозяин, которому ты служил, не преподал тебе этого?

– Если бы ты хоть со стороны видел битву, – гнул своё Волкодав, – ты не уподобил бы вражеского воина ничего не понимающей старой собаке, посаженной на цепь.

Было видно, что нетерпеливому изобретателю начал надоедать этот спор.

– Мне здесь неоткуда взять вражеского воина, – бросил он и, кажется, хотел дать приказ стрелку продолжать начатое, но венн сказал:

– Вели мальчику увести пса домой. Я встану там и покажу тебе, что бывает в бою.

– Согласен! – оживился аррант. И перешёл на саккаремскую речь: – Снимай ошейник со своего блохастого, пострелёнок, и ступай с ним домой!

Ирги вздрогнул и остался сидеть.

– Господин зодчий вернул тебе пса, малыш, – сказал стражник, которого называли Захагом. – Забирай его скорее и уходи!

Руки мальчика завозились в длинной пёсьей шерсти. Он никак не мог расстегнуть тяжёлый ремень.

– Эй, зодчий! – снова возмутился Нагьяр. – Ты отпускаешь злобную тварь, достойную смерти! Она изувечила моего побратима!

Волкодав смотрел на него даже без ненависти. Ненавидеть можно скверного и жестокого, но всё-таки человека. Особенно такого, которого когда-то было за что любить. Тот, кто пришёл посмотреть, как сгорит его непризнанный сын, человеком, по глубокому убеждению венна, называться не мог. Что можно испытывать к такой ошибке рождения, топчущей землю по явному недосмотру Богов?

– Скажите кто-нибудь сыну вейгила, – уже на ходу проговорил он сквозь зубы. – Будет ему забава получше той, которой он ждал…

Он смотрел на Ирги и отчётливо видел, что бабушка Мицулав не ошиблась. Младший Кернгорм вправду обещал со временем повторить собой деда. У парня были те же глаза. И то же упрямство. Оставалось надеяться, что ему выпадет иная судьба. Волкодав подошёл. Рыжий сперва опустил вздыбленную щетину, потом неуверенно завилял хвостом – и припал к земле, обнюхивая сапоги венна, надетые ради похода в дом Мицулав. Кажется, кобель не мог взять в толк, почему стоящий перед ним ходит на двух ногах и вместо серой шкуры облачён в кожу и ткань.

Волкодав нагнулся, потрепал его по голове и отбросил подальше в сторону тяжело звякнувшую цепь. Потом быстрым движением схватил потерявшего бдительность Мыша и вручил его мальчику.

– Твой дед гордится тобой, – сказал он Ирги. – Бегите живо домой. Бабушка ждёт.

– Я провожу, – сказал Захаг.

Венн кивнул, оглянулся и перестал думать о них. Он смотрел на стрелка.

Вот ушёл в отверстие машины зажжённый фитиль… задышали маленькие мехи… рука сдвинула рычажок…

Прицел, отработанный на деревьях и соломенных скирдах, оказался верен. Оставляя в воздухе хвост смрадного, куда там огневцу, жирного дыма, огненный плевок влепился туда, где мгновение назад стоял венн, только человеческой плоти там уже не было. Готовя себя к опасностям и трудам взрослой жизни, маленькие Щенки учились уворачиваться от стрел. Сперва из детского, почти безобидного лука, потом – из такого, с каким ходили на белку… Волкодав бросался туда и сюда, предугадывал намерения стрелка, пугал и путал его, пластался по камням и перелетал шипящие комья огня…

И каждый шаг нёс его всё ближе к орудию смерти.

Машина, движимая мощной пружиной, метала свои заряды на удивление часто, но Волкодав всякий раз оказывался быстрей. Если бы он посмотрел, то увидел бы, как пятились, прикрывая лица рукавами, Нагьяр и двое молодых вельмож. Некогда уютная поляна за спиной венна превратилась в сплошной костёр. Липкий студень пылал на голой земле. Горящие пятна расползались во все стороны, и от жара лопался камень.