— Да, — грустно сказал Амир, — ты уже научился играть.

— Я не могу игнорировать того факта, что мне в значительной степени удалось преодолеть сложности разговора при отсутствии известных слов.

— Каких слов? — сделал Амир последнюю отчаянную попытку.

— Основных слов, которых я, вследствие осмотрительности, вынужден избегать и не имею возможности упомянуть их, дабы избежать проигрыша в игре. Невозможно отрицать тот факт, что чем более я пользуюсь этим экспериментальным языком, тем более увеличивается степень безопасности, беглость и импровизационный характер моего самовыражения, так что я выражаю надежду, что в ближайшем будущем у меня появится возможность выступления с речами… в значительном объеме…

Я остановился. Как я говорю, черт побери? Что это за язык? Как будто кто-то другой говорит вместо меня…

И тут меня осенило.

Я чуть было не врезался в столб. Господи, да так же говорят наши политики! Это же они в своих речах придерживаются правил Амира! Это ведь любимая игра политиков: «да» и «нет» не говорить, черного и белого не называть. Вот оно в чем дело! Они хорошо играют, надо признаться.

— Итак, господин, — сказал мой издатель, — пока вы не начали новую книгу, подумайте — кто сейчас читает на иврите в этой стране…

— Есть еще такие, — упорствовал я, — говорят, в Гиватаиме есть одна пара, покупающая каждый год несколько книг на иврите…

— Возможно, я тоже о них слышал. Но невозможно строить издательскую деятельность на базе этой пары. Поэтому я хотел бы вам предложить начать писать для детей. Они переходят на английский к семнадцати годам, а до того, за неимением выбора, им приходится читать на иврите…

— Ладно, я напишу детскую книгу. Что сейчас идет?

— Животные.

— Ладно. Напишу о каком-нибудь животном.

— Каком?

— Я еще об этом не думал. Допустим, об одном козленке.

— Ну вы как ребенок. Это уже использовано. «Приключения козленка Гидеона». Мы продали восемь изданий. Довольно симпатичная история. Козленок Гидеон убегает из дому и едет на джипе в город, но после множества приключений он понимает, что лучше всего — дома, и возвращается к маме-козе. Вам бы надо выбрать какое-нибудь более редкое животное — ведь в детских книгах написано уже почти про всех…

— А что вы думаете о медведе?

— На прошлой неделе я издал последнюю книгу серии «Томи — медведь в порту». Медведь Томи убегает из дому в порт и хочет стать моряком, но в конце концов возвращается домой, ибо он понял, что дома — лучше всего. Все уже было — кот, бык, корова, бабочка, олень, зебра, лань…

— Может, шакал?

— Есть. «Шакал Натал уходит в подполье». Шестнадцать изданий.

— Убегает из дому?

— В джипе. Вам надо придумать что-нибудь новенькое.

— Барсук?

— О, это бестселлер. «Барсучиха Шутиха в Тель- Авиве». Убегает из дому…

— В джипе? Тогда, может, летучая мышь?

— «Летучая мышка Малышка и сорок разбойников». Приключения летучей мышки, которая по глупости убегает от родителей…

— Но возвращается?

— Конечно. В джипе.

Издатель подошел к складу.

— Трудно найти свободное животное, — бормотал он, лихорадочно перебирая книги на полках, — вот «Ястреб Арнон на Олимпиаде», «Веселая улитка Куку», «Рассказы кенаря Моше» — он убегает из дому, чтобы стать антрепренером…

— Есть! — воскликнул я. — Дождевой червь!

— Двадцать три издания, — вздохнул издатель, — «Червячок Густичек путешествует к морю». Он удрал из дому. Неплохие приключения. Садится на корабль.

— Как?

— Спрятался среди партии джипов.

— Понимаю. Так, выходит, мне не осталось ничего, кроме клопа…

— «Клопик Цопик обманывает таможню». Вышло осенью. Он убегает из дому через заднюю калитку, совсем неплохо…

— Змеи были?

— Множество. «Симпатичная гадючка Злючка в передвижном цирке». Она подружилась с соседским мальчиком, и они убегают из дому вместе с комариком Мариком…

— Карп?

— «Карпик Арпик в ВВС».

— Улитка?

— «Веселые улитки Чукки и Гекки». Близнецы убегают из дому, который у них на спине, но возвращаются обратно из-за холода.

— Ладно, — вздохнул я, — морская губка.

— Замечательно, — лицо издателя осветилось, — кажется, этого еще не было. Но вам нужно писать быстро, пока другие не узнали, иначе через две недели появятся три разные версии…

— Положитесь на меня, вы можете уже печатать в каталоге анонс: «Губка Любка приходит в город».

— Бегите!

Я задыхаясь побежал домой. Утром закончил первый том серии. Совсем неплохая история: Любка убегает из-под родительского крова, чтобы стать кухонной губкой в столице, но после множества приключений возвращается домой. Думаю, она вернется на джипе. Проверенный вариант.

Мой рыжий сын Амир ест плохо. Он попросту не любит жевать, таким уж он родился. Опытные мамы предложили нам морить его голодом — то есть не давать ему есть несколько дней, пока сам не попросит. Ну, так мы не давали ему есть несколько дней, и он настолько ослаб, что стал ходить на четвереньках. Мы отвели его к профессору — специалисту по питанию детей. Профессор лишь мельком взглянул на нашего сына и спросил:

— Не ест?

— Нет.

— И не будет.

То есть, исходя из своего богатого опыта, профессор понял, что ничего сделать нельзя, у ребенка желудок как у птички. Мы заплатили профессору приличные деньги за осмотр и теперь кормим нашего сына с утра до вечера, руководствуясь принципом «в поте лица своего будешь есть хлеб». У меня и у женушки не хватает нервов, но, на наше счастье, отец моей жены нашел в этом смысл своей жизни. Он рассказывает Амиру дурацкие истории, ребенок открывает рот и забывает не есть…

Главная проблема — это какао. Этот питательный напиток необходим для развития организма Амира, поскольку содержит витамины, минералы и двуокись углерода в больших количествах. Поэтому дедушка каждый вечер запирается с Амиром и со стаканом какао и через какой-нибудь час-полтора появляется дрожащий всем телом и вымотанный до предела, но с доброй вестью:

— Он выпил какао…

Перелом случился на исходе лета. Однажды дед вышел из детской в неописуемом волнении:

— Он выпил все какао!

— Как вы это делаете, черт побери?! — удивился я.

— Я сказал ему — давай обманем папочку, — раскрыл дедушка свой секрет, — наберем полный стакан воды из-под крана и скажем тебе, что он ничего не выпил. Ты жутко рассердишься, и тогда мы признаемся, что обманули тебя…