Я должен их состыковать. Написать такое легко — бумага все стерпит. Уже при одной мысли о необходимости встречи на высшем уровне волосы дыбом встают. В нашей левантийской жизни гораздо проще состыковать два космических корабля — ведь оба они работают по одинаковому расписанию, а в моем случае Штокс свободен лишь утром, а Гидеон — лишь вечером, и спасения нет.

Дважды я прочесывал просторы Холона и трижды — пространства Бат-Яма, дабы произвести стыковку, но мои старания не увенчались успехом. Компромисс между 9 вечера и 5.30 утра — то есть в 1.15 ночи был отвергнут обеими сторонами путем произнесения громкого «тссссс», образованного языком и передними зубами. С дрожью в голосе я предложил в качестве срочного решения небольшое нарушение субботнего отдыха. Штокс согласился, а Гидеон уезжает на субботу с детьми — ну когда он их видит на неделе?

Пятно тем временем распространялось над столом с завидной прожорливостью, что толкало меня снова и снова выезжать на охоту по маршруту Холон — Бат-Ям. Когда я не выдержал и, окончательно замерзнув, расплакался, на пороге моего дома появился Гидеон. В строителе пробудилась жалость ко мне; он вытащил из кармана календарь и стал перечислять варианты.

— Вот, посмотрите, — сказал он наконец, — День Независимости 26 апреля — это понедельник. Я думаю, что возьму еще день и не буду работать в воскресенье. Так что если вы хотите…

С трубным кличем я помчался в Холон. Штокс удивленно посмотрел на меня и сжег за мной все мосты. В то воскресенье он будет работать, с чего бы это ему не работать?

— Так что же делать, Штокс?

— Я знаю? — Он покопался в зубах (ел домашнюю колбасу). — Я могу прийти лишь утром, так что ждите!

Ведь этого следовало ожидать, не так ли? Но здесь вмешалось Провидение. Выяснилось, что вечером во вторник на будущей неделе (!) легендарный Штокс собирается навестить своего тестя, проживающего на улице Левонтин, и может заодно заскочить ко мне перед тем, в 7.30. Я не знал, как его благодарить. Это ведь, черт побери, уникальный шанс, просто подарок судьбы! Я как безумный помчался в Бат-Ям.

— Ура! — ворвался я к Гидеону. — Сантехник будет у меня во вторник!

— К сожалению, во вторник я иду на «Царя Соломона».

Мир померк в моих глазах.

— Может, — пробормотал я, — вы пойдете в театр в другой день…

— Пожалуйста, но я не хочу бегать менять билеты…

Это замечание было излишним. Было ясно, что я должен это сделать, ибо у меня коричневатое пятно дошло уже до потолка. Короче, после усилий, о которых здесь не время и не место распространяться, мне удалось поменять два билета Гидеона на 26 декабря. Я поехал с этим замечательным известием в Бат-Ям. Жена Гидеона тормознула меня на пороге:

— Двадцать шестое не годится, как раз в этот день бабушка возвращает детей. Они всю Хануку проводят у нее.

— Возможно, она могла бы привезти детей на день раньше?

— Пожалуйста, это ей решать.

Бабушка жила на другом конце страны, в Йокноаме. Симпатичная старушка проявила добрую волю и готовность помочь, но по субботам она не ездит. Двадцать пятое декабря как раз суббота.

— Я не такая уж религиозная, — сказала бабушка, — но мой покойный муж много молился…

И из-за этого весь мой кабинет должен покрыться плесенью? Я попытался доказать старушке из Йокноама, что ничего страшного не случится, если она разок нарушит субботу, я даже высказал убежденность, что, будь ее муж жив, он бы с радостью согласился вернуть детей в субботу, особенно если кто-нибудь приедет из города на машине забрать детей совершенно бесплатно.

— Нет, — настаивала упрямая бабуля, — не поеду в субботу, ну разве что раввин даст мне разрешение как положено…

Раввин был в доме отдыха в Зихроне. Я обнаружил его прогуливающимся в саду для собственного удовольствия.

— Господин рав, — обратился я к нему, — если бабушка возвратит детей в субботу, тогда Гидеон сможет пойти в театр двадцать шестого декабря и будет свободен для решающей встречи с легендарным Штоксом во вторник в семь тридцать. Если это — не спасение души, ради которого разрешается нарушение субботы, тогда я не знаю…

Рав оказался человеком просвещенным. Я пожертвовал некоторую сумму на создание еще одной ешивы в Йокноаме и получил разрешение, бабушка согласилась, дети, «Царь Соломон», 7.30. Я поехал к Штоксу, опьяненный своей победой:

— Ура! Во вторник у меня будет строитель!

— Извини, — сказал Штокс, — тесть просил нас прийти в среду вместо вторника.

Да… Штокс даже собирался было позвонить мне, чтобы сообщить об изменениях, но было занято, или что-то в этом роде. Вроде как тесть забыл, что во вторник вечером будет родительское собрание в школе. А пятно тем временем расползлось по потолку…

— Я не возражаю, — сказал тесть, — если вам удастся перенести собрание на другой день, то почему бы и нет?

Все готовы помочь человеку в беде. Я побежал к директору школы.

— Я сожалею, — сказал директор, — но мы уже разослали приглашения.

Я ходил от дома к дому. Восемнадцать родителей сразу согласились на четверг. Только с четырьмя были трудности, в особенности с некоей г-жой Винтеранич, которая уже пригласила на вечер четверга семерых гостей.

Трое гостей сразу согласились на пятницу, но одна женщина начала отказываться, утверждая, что пятничным вечером автобусы уже не ходят. У двух матерей не было бебиситтеров, а последняя гостья привередничала насчет выплаты ей отступных. Для транспорта я нанял автобус, в качестве бебиситтера была направлена моя сестра, а еще одну женщину я убил и закопал в саду. Привередничавшую насчет отступных я нейтрализовал после того, как уплатил штраф Фурману…

Родительское собрание провели в четверг вместо вторника. Путь к стыковке был открыт.

В 7.30 мы — я и стена — уже были готовы к встрече на высшем уровне. Я ждал два часа, но никто не пришел. То есть в одиннадцать появился Штокс, только что закончивший у тестя. А где же строитель?

Он, как выяснилось, просто забыл… К счастью, пятно на стене уже заметить невозможно, стена исчезла, осталось лишь пятно, другими словами, вся стенка стала пятном. Я быстренько продал квартиру и купил новую. Я просто удивляюсь, как такое простое решение не пришло мне в голову раньше.

Телевизор мы купили ради ребенка. Мы были в гостях у Гайгеров, живущих в нескольких домах от нас, и их телевизор орал на весь мир каким-то ужасающим арабским хором.

Моя женушка усадила Амира перед мерцающим экраном и ухитрилась впихнуть в его открытый рот целых два сандвича — огромное достижение для такого опытного отказчика от еды, как наш сын.

— Ну, Амир, — спросила возбужденная жена, — хочешь, папа купит тебе телевизор?

— Нет, хочу велосипед.