Хуварак уже закинул сеть, поговорив с полудюжиной миллионских комиссионеров. Он интересовался золотом и мехами. Ему покамест предложили мешок опиума-сырца и три шкурки соболя без пломб. Насчет старательского золота сказали, что нужно два-три дня обождать. Есть-де шлиховый песок из верховьев Суйфуна, однако он застрял на станции Раздольная. Все это внушало определенные надежды. Слухи о прибывшем янь шаня должны постепенно разойтись по Миллионке и достичь резидента. Он даст новичку время, чтобы тот накупил запрещенных товаров, а потом нагрянет с обыском. Под видом китайской полиции. Тут-то все и случится.

Операция шла полным ходом. Лыков раскрыл личный аккредитив в отделении Русско-Азиатского банка и вручил Хувараку под расписку две тысячи рублей империалами. А в меблирашках появились два новых жильца, по виду шулера. Один ходил в тужурке Корпуса охранной стражи КВЖД с желтыми галунами и в папахе с кокардой, на которой красовался дракон. Как и полагалось, папаха была надета кокардой назад…[68] Вахмистра изображал загримированный Азвестопуло. Он предлагал посетителям буфета перекинуться в банчок и приглашал простофиль в номер. Там их встречал второй, в партикулярном сюртуке с университетским знаком. Это был заведующий наружным наблюдением ЖПУ Уссурийской дороги штабс-ротмистр Цезарь-Остроменский. Природа наградила его помятым лицом армейского ремонтера[69], как нельзя лучше подходящим к назначенной роли. Уже в первый день парочка обыграла на двести рублей хабаровского рыботорговца. Вечером к ним пришел кандидат в околоточные[70] из Третьего участка и потребовал десятку «за прописку». Ему дали красненькую, налили водки и получили благословение делать что угодно…

Затем поступили от Мартынова обещанные списки китайских перекупщиков. Подсадной купец изучил их и сказал: ерунда. Сыскное отделение прислало всякую шушеру, людей мелких и несамостоятельных. А главные игроки остались за рамками. Видимо, коллежский регистратор сообщил о просьбе питерцев начальству, и Лединг приказал откорректировать списки.

Гладкое течение операции закончилось неожиданно и кроваво. Ночью к «соляному купцу» постучали. Дверь открыл Хад, полагая, что это принесли образцы шлихового золота. Вместо продавца ворвались четыре китайца с кинжалами и револьверами. Телохранитель получил сильный удар в голову и упал. Налетчики схватили купца, приставили к его груди клинки и потребовали денег. Все это мало походило на поведение людей Тунитая…

Неизвестно, чем бы все закончилось, но Хад выручил брата. Он сумел быстро подняться, схватил Хуварака в охапку, спиной выбил дверь, и они оба вывалились в коридор. Как раз в эту минуту на шум прибежали «шулера». Бандиты полезли было из номера наружу, и один даже успел выстрелить и ранить телохранителя в бок. Но дальше дело не пошло. «Ремонтер» с помятым лицом сразил его наповал, остальные забились обратно в номер. Разгорелась жаркая перестрелка. Под пулями Азвестопуло вытащил раненого на лестницу. Нападавшие попытались пробиться, но их блокировали огнем. Прибыл наряд полиции из Третьего участка и окончательно запер злодеев.

Бой продолжался несколько часов. В результате трое бандитов были убиты, одного, тяжело раненного, удалось захватить живым. Со стороны полиции контузию в руку получил городовой.

Лыков приехал в номера уже к шапочному разбору — он делал доклад о ходе дознания Приамурскому генерал-губернатору. Гондатти собирался надолго уехать в Петербург и заслушал статского советника в своем вагоне. Его высокопревосходительство остался недоволен услышанным. Лединга обозвал мошенником, военного губернатора Манакина — старой перечницей. Столичному волкодаву, как лицу ему не подчиненному, сделал внушение. Я, мол, надеялся на вас, а толку пока шиш.

Гондатти был одним из главных в империи глашатаев «желтой опасности». Алексей Николаевич за время недолгого пребывания во Владивостоке уже понял, что она действительно существует. Есть обывательская синофобия, а есть реальное засилье китайцев в Приморье. И шталмейстеру надо помогать. Поэтому он удержался от резкого ответа. Обещал лишь, что до конца января с бандой будет покончено. После этого статский советник поехал в «Ниццу», где увидел следы побоища. Номер был залит кровью, стекла разбиты, стены изрешечены пулями — жуть!

Установить личности нападавших с ходу не получилось. Однако Цезарь-Остроменский выдвинул предположение, что это хунхузы. За разъяснениями сыщики обратились в штаб Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи. Так с 1901 года называлась охранная стража КВЖД. Генерал Нищенков телеграфировал в Харбин начальнику округа генерал-лейтенанту Мартынову и попросил помочь сведениями. На Посьетскую заглянул капитан Ингерслебен, очень кстати оказавшийся в командировке во Владивостоке. Он занимал в штабе должность начальника разведывательного отделения и хорошо знал Насникова.

У пограничников в самом деле имелись свои агентурные возможности. Ингерслебен привез литографированные материалы на известных главарей хунхузов, находившихся в розыске. По изувеченной левой руке был опознан знаменитый бандит Лю Фонбао, атаман шайки в триста человек. Шайка терроризировала полосу отчуждения КВЖД на участке от станции Маньчжурия до Хайлара. Следом удалось выяснить личности двух убитых — это оказались есаул банды и начальник ее арьергарда («подгоняющий»). Похоже, вся верхушка встала во Владивостоке на зимние квартиры в ожидании весны. И, узнав о приезде богатого купца, решила оскоромиться…

Ингерслебен сперва рассказал об атамане и его людях, а потом перешел к теме хунхузничества вообще, сообщив питерцам немало интересного.

Лю Фонбао выдвинулся еще в начале века при легендарном злодее Ян Юлине по прозвищу Шисы Яньван — «Четырнадцатый владыка ада». Этот лихой человек поднялся из низов благодаря своим способностям и жестокости. Несколько лет он обирал половину Маньчжурии, но потом замешался в восстание боксеров, сцепился с русской армией и в 1901 году вынужден был сдаться. «Владыку ада» поселили в Чите под надзором полиции, но его офицеры остались и сделали карьеру. Лю Фонбао оказался одним из самых удачливых и быстро поднялся в атаманы.

Тут капитан углубился в терминологию, и питерцам пришлось записывать. По словам Ингерслебена, атаманы хунхузов бывают двух видов. Есть даньцзя ды («глава дома») — так именуют главаря, выбранного общим голосованием шайки. Если человек — самовластный деспот и выбился в вожди благодаря личному авторитету, без демократических процедур, он называется даланьба — «большой держащий». Или иначе чжангуй — «хозяин кассы». Убитый в «Ницце» был как раз из таких деспотов.