— Мне уже хватит.

Пожав плечами, сам выпиваю эту пузырящуюся дрянь, пытаясь заглушить злость. Какого черта я к ней подошел вообще? Нужно было вышвырнуть ее в тот же день, когда увидел предательство.

Бархатистое плечо девушки сверкает при свете приглушенных ламп в этом углу, когда она двигает им, пытаясь выбраться из укрытия. Но я перегораживаю дорогу.

— Как вам работается, Анна Владимировна? — насмешливо протягиваю, разглядывая ее красивое лицо.

— Нормально, — отвечает, недовольная тем, что ей не удалось удрать.

Нормально, значит. Вот же сука.

Она внезапно вздергивает подбородок и с вызовом смотрит на меня.

— Я бы хотела с вами поговорить о моем переводе в другой департамент, Ярослав Игоревич.

Ох, и наглая стерва. Я еле сдерживаюсь, чтобы не раскрошить тут все от злости на нее, а она даже не догадывается, что я все знаю. Совсем за идиота держит. Наверное, смеются вместе с моим папашей на пару.

— Не сейчас, — холодно отвечаю ей.

— Да, конечно, — поспешно соглашается она, с упоением разглядывая убранство зала, лишь бы не смотреть в мою сторону.

В этот момент к нам подходит отец, на сей раз без своей подстилки, годящейся ему в дочери.

— А вот и моя любимая эффективная команда, — довольно произносит отец.

Я догадываюсь о причинах его довольства. Я сам подкинул ему эту наживку, которую тот проглотил с любезной помощью моей секретарши. Левый контракт, который при попадании в «нужные руки» сильно компрометирует моего дядю, и меня вместе с ним, как акционера. Вот только контракт этот ненастоящий, липовый. Всего лишь отвлекающий маневр. А настоящий принесет нам много прибыли и упрочит позиции дяди, добавив ему после будущего сотрудничества ощутимого веса в компании. Тогда отцу уже не удастся выжить его из «ИнтерМедиа Групп». Ради этого контракта с японцами, я тут задницу надрывал, забив на учебу и баскетбол.

Натянуто улыбнувшись ему в ответ, с презрением смотрю на его шестерку. Анна, явно почувствовав себя неуютно, вдруг помахала кому-то и, извинившись, объяснила:

— Там Тоня с Дианой, обещала к ним подойти.

Откровенная ложь. Как будто я не знаю, что они друг друга терпеть не могут и в офисе обходят столы за километры. Зато, когда мы остались с отцом наедине, я получаю подтверждение тому, о чем уже догадался.

— Анна — прекрасный и полезный сотрудник. Наконец-то мы нашли нужного человека, — чуть ли не присвистывая произносит отец, улыбаясь, как сытый Чеширский кот.

— Да уж, она вписалась отлично, — язвлю.

— Угомонись уже, Ярослав. Твоя война против меня бессмысленна. Не понимаешь, дурак, что я для тебя стараюсь?

— И выжить Серегу тоже?

— Брат растерял хватку, — морщится отец. — Я же его не с голой задницей оставляю. Он чертов миллиардер, а ты так говоришь, как будто я его босиком в мороз выгоняю.

— Ты отжимаешь у него ЕГО акции.

— Прекрати. Будешь слишком мягким — тебя в этом бизнесе сожрут заживо, и кости в порошок перемелют. А что часть акций он тебе отдал, так это даже хорошо. Зря я сначала злился. Мы с тобой обсудим что с ними делать дальше…

— Обсудим? Уж не тебе ли передать их предлагаешь? — перебиваю раздраженно.

— Можно и мне, — соглашается. — Но я бы хотел, чтобы ты был моей правой рукой, а потом и перенял весь бизнес. Хочу чтобы ты был на моей стороне.

— На твоей стороне слишком грязно и нечестно. И ты преувеличиваешь со своей поспешностью. К тому времени, когда ты действительно захочешь отойти от дел, у тебя новый наследник родится. Вон какая девица у тебя, пышущая здоровьем, хоть пятерых рожай. Наверное, дело в ее молодости.

— А на стороне Сергея чисто? — злится отец, игнорируя мой язвительный выпад в сторону вопиющего возраста любовницы. — Думаешь, он белый и пушистый?

Я лишь устало вздыхаю. Жадность и властолюбие неизлечимы, а мне эти разговоры неинтересны.

— Пап, я баскетбол хочу, — роняю, глядя в его холодные глаза.

— Скакать вспотевшей лошадью до тридцати лет? А потом что? Тренером работать? Не смеши меня, карьера спортсменов короткая и болезненная. Это все чушь, — коротко смеется, и его снисходительный смех режет не хуже ножа.

Дело, которым я горю и болею всю жизнь, он называет чушью.

— Меня пригласили на сезон в Нью-Йорк, — признаюсь внезапно, хотя сам себе поклялся молчать. Ведь он обязательно использует это против меня. Но меня неожиданно прорывает. Так хочется, чтобы он понял меня. — Конечно после того, как закончу университет. Это крутая команда, высшая лига. Это Никс, пап. Это невероятный шанс. После одного сезона, если себя круто показать, останешься на второй, третий и так далее.

Отец зло щурится и просто бросает:

— Нет.

— Нет?

— Ты все правильно расслышал. Я тебя не отпускаю. А если решишь самостоятельно, то имей ввиду, что по ночам тебе в Америке придется посуду мыть, потому что я ни копейки не перечислю на твое содержание.

Молчу, пожалев о сказанном. И еще больше уверяясь в том, что мое место не в его компании. Не его пешкой. Зря я признался. Он никогда не поймет.

Промолчав о сумме баскетбольного контракта, благодаря которой не то чтобы не нужно было мыть посуду, а еще и нанять для этого кучу человек можно, я разворачиваюсь и ухожу, оставив его одного. Все эти разговоры, в надежде что однажды он проникнется — бессмысленны. Этого никогда не произойдет.

Решив прогуляться, выхожу из главного зала и внезапно вижу вдалеке свою вероломную секретаршу. Действуя импульсивно, иду за ней по коридору, по лестницам. Преследую ее недолго, оказывается, она пришла в туалет. Но не тот, что на первом этаже и в котором у дамского пугающая очередь (меня всегда интересовало: что они так долго могут там делать?). Судя по всему, про него знает только она, потому что мы здесь одни, на этаже вообще ни души.

Абсолютно не смущаясь, прохожу за ней внутрь. Услышав шаги, она оборачивается, взвизгивает и остолбенело смотрит на меня. Потом спохватывается:

— Это женский туалет.

— Да, — соглашаюсь, пожирая ее глазами.

— Выйдите вон! — возмущается, настороженно глядя на меня.

Ей идет это платье, я за ней со стояком, оказывается, шел, любуясь на ее плавно покачивающиеся бедра, туго обтянутые красной тканью. Как бычок копытцами воодушевленно перебирал, топая за своим тореадором.

Тонкая бретелька падает вниз, привлекая мое внимание, но Анна тут же подхватывает и, отчаянно краснея, прячет взгляд.

— Уходите, Ярослав Игоревич. И прекратите так на меня смотреть, — шепчет чуть ли не с мольбой.

— Как? — лениво интересуюсь, подходя к ней. Внимательно слежу за каждым ее движением, ничего не упускаю.