В озерах глаз протаяло смущение, а потом решимость. Любимая развернулась, и ее спина оказалась у меня перед глазами, как и шрамы на пояснице. Дамиана напряглась, когда я погладил кончиками пальцев змейки, которые извивались, спускаясь на крестец.

— Тебе… — она судорожно сглотнула, но заставила себя договорить, — не противно?

— Нет, — отозвался спокойно.

— Но они ужасные.

— Не ужасные. И они — часть тебя. Поэтому я люблю и их тоже.

Поцеловал осторожно, провел по ним кончиком языка, потом спустился поцелуями на сочную попку. Тут же отозвавшись, она покрылась мурашками. Одно удовольствие гладить ее, такую чувствительную! А эти ямочки, они просто сводят с ума!

— Я ревновать начну, — Дамиана покосилась на меня через плечо.

— Прости, увлекся. Не ревнуй, нам с твоей упругой задницей надо было познакомиться поближе!

— У меня не только она есть, — рассмеявшись, девушка развернулась.

— С удовольствием познакомлюсь со всем, что у тебя имеется! — я встал, схватил ее в охапку и, уложив на кровать, накрыл своим телом.

— Сначала я окажу гостеприимство тому, что есть у тебя, — она ухмыльнулась и, облизав губы, начала расстегивать пуговки на моей рубашке.

— Весь твой, — хрипло отозвался и приподнялся, впервые в жизни тая от того, что женщина снимает с меня одежду.

Она не торопилась, хотя прекрасно видела, что я изнываю от желания. Дразнит, мучает, взводит до предела. Моя адаи, самая желанная женщина во всех мирах! Сквозь стиснутые зубы втянул воздух, когда ее ладошки погладили грудь, кончиками пальцев спотыкаясь о розовые рубцы, которые остались на память о Мяснике. Я вгляделся в задумчивое лицо Дамианы, вдруг забеспокоившись, что ей они неприятны.

— Ужасно выглядит, да?

— Вовсе нет, — просияла нежной улыбкой и провела рукой ниже, к пупку.

Напрочь забыв о шрамах, протяжно выдохнул, чувствуя, что еще немного, и будет конфуз. А мучительница, не подозревая о том, чего мне стоит сдерживаться, погладила живот и, накрыв ладонью бугор в брюках, посмотрела в мое лицо.

— Да-ми-а-на, — прерывисто выдохнул в такт ее сжимающим каменную плоть пальчикам.

Она не спеша расправилась с ремнем и пуговицей, потянула вниз язычок молнии. Я зарычал, когда любимая выпустила наружу член. Погладила, сжав, и сам подался к ней, не в силах противостоять мощной вспышке желания. Прижал к кровати, смял губы жестким поцелуем и рывком вошел в нее на всю длину, мощно, взяв полностью.

— Даян! — простонала в голос.

Отстранился, из последних сил сохраняя остатки самоконтроля, но она тут же притянула меня обратно.

— Я хочу тебя, — прошептала прерывисто, раскрываясь для меня еще сильнее.

— Ада-и, — хриплым стоном сорвалось с губ.

Она заглушила его поцелуем. Сжала упругой обжигающей влажностью, выбив из груди воздух, требовательно и так сладко! Начала движение бедрами. Мокрые лепестки заскользили по моей плоти, готовой тут же взорваться, излиться в нее с рыком, делая эту женщину моей навсегда.

Я вжал ее в постель, наращивая темп, проникая все глубже, яростнее, чувствуя ответные порывы моей стонущей любимой и теряя голову от этих звуков. Сумрак комнаты наполнился нашими криками, тяжелым дыханием и дразнящим ароматом страсти.

— Даян! — любимая притянула меня к себе за плечи, обняла, изогнувшись в моих объятиях, коготки впились в спину и под яркий крик располосовали ее глубокими царапинами.

Я вторил моей адаи протяжным стоном сквозь сдавленное рычание. И, когда она расцвела подо мной мощной вспышкой наслаждения, сжимаясь вокруг моей плоти огненными кольцами, и сам отдался нашему удовольствию, из последних сил ускорившись, задыхаясь и прижавшись к ней как можно теснее.

— Люблю тебя, — прошептал, очнувшись после мощной вспышки и ощущая, как моя плоть сладко екает в Дамиане.

Открыл глаза и прижался к любимой, лаская взглядом лицо, на котором сияла легкая полуулыбка. Поцеловал манящие губы, погладил по щеке и почувствовал, как ее руки обвились вокруг шеи.

— Даян, — выдохнула, заглянув в глаза. — Это было… — широко улыбнулась. — Слов нет!

— Я потерял контроль над собой, — повинился, ругаясь на свою несдержанность. — Прости, любимая.

— Прощаю, — томно мурлыкнула и погладила по волосам. — Мы идеально друг другу подходим!

— Ты сомневалась?

— Ну, проверить не мешало! — хихикнула.

Синие глазищи маняще заблестели.

— Нахалка! — рыкнул, прижав ее к постели.

— Пусти! — начала брыкаться, смеясь.

— Никуда не пущу!

— Даже в ванную?

— Что тебе там делать?

— Ты не поверишь, мыться! — рассмеялась.

— Незачем.

— Почему это? — изогнула бровь.

— Потому что я намерен продолжить тебя пачкать.

— Дааа?

— Да! И при этом хочу чувствовать только умопомрачительный аромат и вкус твоего тела! Никаких гелей и шампуней!

— М-м-м, какие планы! — погладила меня по щеке, выбив из груди стон. — А подробнее расскажешь?

— Зачем тратить время? — взял ее запястья и завел за голову. — Лучше сразу приступить к делу!

— Как скажешь, мой страстный повелитель! — изобразила покорность синеглазка. — Приступайте, я вся ваша!

— Моя, — кивнул и поцеловал в шею. — Только моя! — спустился ниже, к моим ягодкам, которые сами прыгали в рот, моля о ласке. — Навсегда!

Дамиана

Меня разбудили поцелуи. Горячие, влажные, нетерпеливые, обрамленные горячим дыханием, покрывающие шею, плечи, лопатки. И руки, которые гладили везде, и тело отзывалось — пело, стонало, тянулось к ним, жаждало снова принадлежать тому, кто показал мне, что такое любовь.

Даян прижался грудью к моей спине. Покатал между пальцами нежно ноющий сосок. Накрыл ладонью между ног, где уже было бесстыдно мокро и горячо, провел пальцем вдоль клитора, послав разряд удовольствия, от которого я застонала в голос.

— Прости, не удержался, разбудил, — прошептал, лаская сначала одним пальцем, а потом всей ладонью.

Прошептала в ответ что-то невнятное, и он усмехнулся, начав покрывать шею россыпью поцелуев. Но долго это не продлилось — вырвав бесстыдными ласками стон из моего рта, развернул к себе лицом, уложил на спину, требовательно прижался и накрыл мои губы своими.

Жадно дыша мной, срывал поцелуи, сцеловывая тяжелые выдохи, гладил везде, куда мог дотянуться, обжигая властными прикосновениями. Он дрожал от нетерпения, и понимание этого тягучей патокой удовольствия растекалось в душе, заставляя ликовать ту сердцевину, которая являлась моей женской глубинной сутью.