Конечно, я рад его видеть. И моя радость была бы еще больше, если бы он не привез с собой алкоголь, – но откуда Гаррету знать, что мой отец этим утром запустил мне в голову банкой пива?

М-да, сегодня был тот еще денек. Папа бросил в меня пивную банку и закатил скандал, и я едва сдержался, чтобы не двинуть ему. Джеф, конечно же, выступил в роли миротворца и увел пьяного в хлам отца в дом. Когда я заскочил пообедать, старик сидел в гостиной, пил «Бад Лайт» и смотрел рекламные каналы. По его благостной улыбке стало понятно, что он уже забыл о том, что произошло.

– Привет. – Гаррет подходит к «Хендаю», у которого я только что поменял тормозные диски, и крепко меня обнимает, несколько раз похлопав по спине. Затем он переводит взгляд на моего брата. – Джеф, мужик. Давно не виделись.

– Джи! – Джеф откладывает гаечный ключ и направляется к нам, чтобы пожать Гаррету руку. – Где ты, черт побери, прячешься все это лето?

– В Бостоне. Последние две недели я вкалывал на крыше, под палящим солнцем.

Я ухмыляюсь, заметив, как сильно загорели его нос, шея и плечи. Ну и потому что я тот еще засранец, наклоняюсь и щелкаю пальцами по красному пятну на его левом плече.

Он морщится:

– Да пошел ты. Больно же!

– Бедняжка. Тебе надо попросить Уэллси, чтобы она приложила алоэ к твоим ранам.

Он хищно улыбается:

– О, поверь, она уже прикладывала. И поэтому она куда лучшая соседка, чем ты.

Соседка? А, точно. Я совершенно забыл, что все лето Ханна будет жить у нас. И это напоминает мне, что, пожалуй, следует поговорить с ним о том, чего ждать от осени. Въедет ли Ханна к нам насовсем. Я уже отошел от своей «влюбленности» в нее, и да, мне нравится ее компания, но еще больше мне нравится наша чисто мужская компания. Женское присутствие может внести разлад или типа того.

– Ты можешь сделать перерыв? – спрашивает Гаррет. – И ты тоже, Джеф. Пиццы хватит на троих.

Я мешкаю, представляя себе реакцию отца, когда он выйдет из дома и увидит, как вместо того, чтобы работать, я прохлаждаюсь с приятелем. Блин. Я не в настроении снова препираться с ним.

Но Джеф оказывается быстрее меня:

– Все нормально. Джон на сегодня закончил.

Я удивленно смотрю на него.

– Серьезно, я сам управлюсь, – говорит мне брат. – Закончу всю работу. А ты отведи Джи на задний двор и отдыхайте.

– Уверен?

– Я же сказал, – решительно отвечает Джеф.

Я киваю в знак благодарности и снимаю рабочий комбинезон. Мы с Гарретом выходим из гаража и идем по тропинке, ведущей к дому, но почти у самого коттеджа я сворачиваю к поляне на дальнем конце нашего участка. Давным-давно мы с Джефом соорудили там кострище, поставили вокруг него несколько садовых стульев. А в лесу за поляной есть домик на дереве, который мы построили, когда были детьми, и который за некачественную работу и непрочную конструкцию забраковал бы любой уважающий себя инспектор.

Гаррет ставит пиццу на ветхий деревянный столик между двумя стульями, затем достает из упаковки банку с пивом и кидает мне.

Я ловлю ее, но не открываю.

– Точно, я забыл, – сухо говорит Гаррет. – Пиво для слабаков. – Он закатывает глаза. – Мужик, поблизости нет девчонок. Какой смысл выпендриваться?

Выпендриваться? Ха. Мои друзья знают, что я пью пиво, только если нет другого выхода, всегда при этом утверждая, что у него дерьмовый вкус и оно совершенно не крепкое.

А если по правде? Его запах – тягостное напоминание о моем детстве. Как и вкус бурбона, на который переходит отец, когда у него заканчивается пиво.

– Просто сейчас мне не хочется пить. – Я ставлю банку на землю и беру кусок пиццы с беконом, протянутый другом. – Спасибо.

Гаррет плюхается на стул и тянется за куском для себя.

– Ты слышал ошеломительную новость о Конноре? Выбрали на первом же туре – как следует потешили его эго.

Мною овладевают смешанные чувства. Драфт новичков в НХЛ стартовал пару недель назад, и я был рад услышать, что двое игроков Брайара были отобраны. «Кингз» в первом туре урвали себе Коннора Трейнера, а «Блэкхокс» призвали одного из наших защитников, Джо Роджерса, в четвертом. И я чертовски горд за ребят. Оба второкурсники, оба талантливые игроки, и они заслужили быть в лиге.

Но в то же время, это еще одно напоминание о том, что я там никогда не окажусь.

– Коннор заслужил, чтобы его отобрали в первом раунде. Пацан быстрее молнии.

Гаррет медленно жует, его глаза задумчиво поблескивают:

– А Роджерс? Думаешь, он сразу попадет в состав «Хокс»? Или его отправят в запасные?

Я обдумываю свой ответ, а потом с неохотой отвечаю:

– В запасные. По-моему, они захотят еще больше развить его способности, прежде чем выпустить на лед.

– Да, я тоже так думаю. Он не очень ладит с клюшкой. И большинство его пассов идут в никуда.

Мы продолжаем говорить о хоккее, доедаем пиццу, и я наконец открываю банку, но делаю лишь пару глотков. Сегодня я не хочу пить. И, по правде говоря, в последнее время мне не до разгула. Если быть честным, после той ночи с Тори в прошлом месяце, мое настроение ниже нуля.

– Ну что, какие планы у Уэллси на осень? – спрашиваю я Гаррета. – Она переезжает к нам или как?

Он быстро мотает головой:

– Нет. Да и я бы сначала спросил у вас, как вы к этому отнесетесь. К тому же она сама этого не хочет. Летом это еще имеет смысл, потому что от нашего дома ей близко до работы, но когда начнется семестр, они с Элли снова решили жить вместе в общежитии,

– А она уже знает, чем хочет заниматься после окончания университета?

– Понятия не имею. Но у нее целый год впереди, чтобы определиться. – Гаррет на секунду умолкает. – Эй, а ты знаешь Мег, подругу Уэллси?

Я киваю, вызывая в голове образ симпатичной студентки с театрального, у которой, насколько я помню, есть парень-кретин.

– Да. Она ведь встречается с Джимми, верно?

– Джереми. И они расстались. – Гаррет снова замолкает. – Ханна спрашивала, не хочешь ли ты, чтобы она вас познакомила? Мег веселая. Она должна тебе понравится.

Я неловко ерзаю на стуле.

– Спасибо за предложение, но это мне неинтересно.

Он оживляется:

– Значит ли это, что та первокурсница, которой ты так одержим, наконец-то решила простить тебя?

После матча за кубок Стенли я честно рассказал Гаррету про всю нашу историю с Грейс. Выпитый мною виски развязал мне язык, и я во всех неприглядных подробностях поведал ему о «ночи Д», как я теперь называю нашу последнюю встречу. Теперь я жалею, что доверился ему, потому что разговор о ней вызывает боль в груди.