В частности, именно поэтому мы устраиваем похороны и получаем отпускные на работе, когда умирает член нашей семьи. Отчасти поэтому иудеи обычно соблюдают обряд шив’а, в течение целой недели после смерти близкого человека не делают буквально ничего, только вспоминают об умершем. Они просто понимают, что требуется время, чтобы пережить горе и принять его; перебрать воспоминания; вспомнить, что значил для меня этот человек, чему он научил меня; сделать осмысленным этот опыт и в каком-то отношении вырасти. Однако не всегда мы имеем такую возможность, и горе может подавляться самыми различными способами. Например, моя близкая подруга и участница нашей группы Пандора умерла в период моей тяжелейшей зависимости. В тот момент я отреагировал на это событие, заглушив боль наркотиками. Между тем я машинально выражал горе прилюдно, поскольку чувствовал себя виноватым за свою бесчувственность. Примерно через четыре года я наткнулся на запись одной из наших репетиций, и горе обрушилось на меня всей своей мощью. Я плакал днями напролёт. Возникло необъяснимое чувство, словно всё это случилось только сейчас. И я продолжал горевать до тех пор, пока горе полностью не рассеялось, пока я не обрёл понимание того, какой невероятной удачей для меня было знать такое удивительное существо.

Встречать боль и трудности с состраданием на самом деле проще, чем пытаться избавиться от них. Проблема состоит в том, что наш инстинкт увлекает нас в противоположном направлении. Кроме того, дети не в состоянии действовать таким образом. В детстве мы ещё не имеем знаний, ресурсов и способностей для такого отклика. При этом детство – период нашей сильнейшей уязвимости, когда тягостные, разочаровывающие или вызывающие печаль переживания оказывают на нас самое глубокое влияние. Разве мало людей просто «продолжают жить», «отпускают прошлое» и заявляют, что «всё позади», не осознавая, что прошлое всё ещё живёт в них, в их плоти и крови?

При отсутствии корректирующего опыта материал, хранящийся в бессознательном уме, обязательно просачивается в наш сознательный опыт и поступки неявными, символическими и метафорическими способами. Во многом это напоминает тепло и пары, излучаемые батареей: мы не видим излучения, мы не знаем об источнике отопления, находящемся в подвале, однако ощущаем тепло в помещении. Мы можем не осознавать переживания, которые мы впитали и которые определяют нашу жизнь, однако мы, безусловно, ощущаем их, когда начинается очередная паническая атака, очередной приступ гнева, период одиночества или депрессии. Когда мы не можем избавиться от зависимости, которая, как мы знаем, причиняет ужасный вред, когда в уме возникает хаос, когда очередные отношения распадаются по причине, пугающе сходной с той, по которой распались предыдущие, мы проживаем образцовый сценарий.

В связи с этим невольно возникает вопрос: что происходит с положительными переживаниями, которые мы усваиваем? Хранит ли их также наше тело? Ответ – да. Тем не менее Даниэль Канеман получил Нобелевскую премию за то, что продемонстрировал, что наше тело и мозг тратят гораздо больше ресурсов на болезненные переживания прошлого, чем на приятные. В режиме по умолчанию наша психика уделяет гораздо больше внимания травмирующим вещам, чем положительным переживаниям. Доктор Рик Хэнсон обычно обращается к эволюционной психологии, чтобы объяснить, почему так происходит. Если пересказывать Хэнсона, представьте, что вы вернулись во времена охотников и собирателей и вышли на охоту, чтобы поймать обед для вашего племени. Справа от вас раздаётся шорох в кустах. Шорох, вероятнее всего, вызывают либо ветер, либо хищник. Скажем, вы предполагаете, что это хищник, и убегаете. Если вы ошиблись, ничего страшного. Но что будет, если вы предположите, что это ветер и ошибётесь? Вы сами станете обедом. Кроме того, вы не выживете и не передадите потомкам свои гены. Поэтому естественный отбор предпочитал особей, имевших склонность к негативизму, – тех, кто был подозрителен, кто опирался на негативные переживания. Логически отсюда следует, что выживали также те, кто глубже усваивал негативные переживания, что позволяло быстро различать опасность в будущих ситуациях44.

Реальность современной жизни большинства людей – противоположность реальности, описанной выше: наши трудности меркнут в сравнении со свободой и достатком, которыми мы наслаждаемся. Усвоенные убеждения, которые мы имеем относительно своей ценности, не могут сравниться с нашими возможностями самоактуализации.

Теория Хэнсона утверждает, что мы действительно можем усваивать имеющиеся положительные переживания столь же глубоко, что и отрицательные; нашему организму для этого просто требуется больше времени: 10–15 секунд, если говорить точно. Отрицательные переживания мгновенно погружаются в имплицитную память, однако если вы хотите, чтобы приятные состояния, которые вы обычно испытываете, оказали на вас влияние, следует учиться сохранять их в течение четверти минуты. Сделайте следующее: возьмите свой телефон и откройте функцию таймера в приложении «Будильник». Нажмите на старт и подождите, пока пройдёт 15 секунд. Теперь вы имеете представление о том, в течение какого времени нужно сохранять положительные переживания, чтобы они превратились в образцовые сценарии. Это ещё один момент, когда развитие стрессоустойчивости, заложенной в состоянии присутствия, приносит плоды.

Астрофизик Карл Саган писал: «Если вы хотите испечь яблочный пирог с нуля, придётся начать с Большого взрыва». Точно так же, если мы хотим избавиться от глубоких травм, которые как раз и являются топливом для нашего обезьяньего ума, придётся добираться до их истоков. Если угодно, придётся начинать с Большого взрыва наших неврозов.

Важно помнить, что невротические персонажи, которые часто нас посещают, – тревога, депрессия, беспокойство, паника, навязчивости, проблематичные паттерны в близких отношениях – на самом деле имеют свой Большой взрыв. Как и наши индивидуальные эмоции: в какой-то момент их ещё не было, затем они появились, а ряд дальнейших моментов сформировал наш уникальный невроз – в том виде, в каком он сегодня проявляется в нашей жизни. (Это правда, что многие люди имеют генетическую предрасположенность к определённым эмоциональным особенностям и патологиям, однако важно понимать, что речь идёт о предрасположенности. Относительно редко люди от рождения гарантированно имеют патологические черты. Скорее, ребёнок может иметь склонность к проявлению определённых черт, и когда при такой склонности факторы стресса возникают в нужном сочетании или с нужной силой, эта черта в той или иной мере «включается»45.)

Как и первоматерия Вселенной – некогда простые элементы, которые постепенно образовали замысловатые звёзды, планеты и галактики, наша психика и присущие ей совокупности продолжают усложняться – бесконечно расширяться, взрываться, схлопываться и изменять форму. Астрофизики и космологи стоят перед головоломным вопросом: «Что было до Большого взрыва?» – и перед нами сейчас возникает такой же вопрос. Что было прежде нашей боли и дальнейшей борьбы за безопасность, прежде, чем мы развили субъективные комплексы и паттерны, которые обычно ограничивают нас? К счастью, мы имеем гораздо больше сведений о происхождении наших травм, чем наука – о том, что было до возникновения пространства и времени.