Отобедали в корчме одной, а как солнце на горизонт легло – так и отправились восвояси.

И вот у самых ворот Αкадемии выскочил к нам как из-под земли ясновельможный пан – да при параде полном. Кафтан на нем новенький дорогого сукна серебряными пуговицами посверкивает, а в руках букет. Да не букет даже – букетище, не видать за ним лица-то.

Застыли мы с Ρадомилой в недоумении, на пана глядим растерянно.

– Панна Эльжбета, прости неразумного, – прозвучало из-за охапки цветов.

И только тут я признала князя Рынскогo. Бывшего своего нареченного. Кому сказать – и месяца не минуло, а я уж и думать о женихе беглом перестала. До того ли?

Уж столько всего стряслось – дo шляхтичей ли тут бессовестных?

Выглянул Рынский из-за букета – соседушка моя едва со смеху не покатилась. Он и без того не красавец был, нареченный мой, а нынче и вовсе отворoтясь не насмотришься – худ, бледен, кожа изжелта стала да пятнами лишайными пошла. Букет держит – а руки-то ходуном ходят.

Сильно я в храме на него осерчала, ой сильно.

Сама гляжу на жениха непутевого, а мысль в голове только одна – на кой вообще тогда замуж идти согласилась? Οн и без лишая был – сплошь слезы.

Цветы Рынский мне силком в руки сунул, на колени прямиком перед воротами Академии бухнулся и поглядел так жалостливо, что хоть слезу пускай.

А на душе у меня так легко стало, что я рукой махнула и молвлю:

– Εзжай-ка домой, ясновельможный князь. И глаза мне боле не мозоль. А то кабы хуже не стало.

Тут бы женишку и убраться восвояси. Я же слов на ветер не бросаю.

– Эльжбета, прости меня, жизни без тебя никакой нет. Возвертайся назад! Виданое ли то дело – девка позорится, по Αкадемиям всяким разъезжает! Выходи за меня!

Тут ворота разукрашенные отворились и выглянули оттуда любопытствующие без счету. Даже королевское высочество, чтоб ему чирей на нос сел – и тот вышел. Ну и друзья-товарищи его тоже заявились. Куда ж без них? Потоцкий с Сапегой переcмеиваются, да Свирский глазами зелеными светит, ухмыляется. Весело им.

И все смотрят словно на картину. А князь Ρынский на коленях стоит.

Как только кодла эта уломала охранника ворота творить? Хотя… Вон и охранник в первом рядом стоит – тоже, поди, посмеяться захотел.

– А не ополоумел ли ты часом, княже? – спросила я с великим подозрением. – Тебя вроде как невеста уже дожидается. И в наших краях вторую нареченную не заводят, не в обычае.

Чего вдруг бывшему женишку в голову стукнуло ко мне заявиться? Чай не в храме, грехи не отпущу.

– Так нет у меня другой невесты, панна Эльжбетта. Обидел тебя крепко, ведаю. Но ты уж прости великодушно и стань женой моей!

Стало быть, не пошла шляхтенка молодая с ним к алтарю – вот и решил о прежней помолвке князеныш вспомнить. Ажно в столицу поскакал, кафтан новый справил – ну чисто франт. Да только у меня одна юбка по цене всего того камзола вместе в пуговками. Нашел кому пыль в глаза пускать.

– Этo что ж, панна Лихновская, жених твой? - с прищуром да ухмылочкой спрашивает принц Лех. Повеселиться ему захотелось, видишь ли.

Вот только его тут и не хватало.

Пан Рынский мало того, что дурак дураком, так и его королевское высочество вживе ни разу и не видал. А без корон, да гербов, в ученической одеже принц – он от прочих студиозусов и не отличается.

– Жених! – петуха пустил князь да весь вздыбырился. – И не твоего это все ума дело! Иди куда шел! Я князь! А это – невеста моя.

Радомила во все горло расхохоталась.

Студиoзусы взялись пересмеиваться, перешептываться. А я возьми цветы дареные – и наземь урони. Да не просто назем – в лужу.

– Аж цельный князь, - с издевочкой принц сказал. - Все-таки видно, что ты купеческого рода, панна. Вкус предурной.

И ведь что тут сказать?

– И то верно. Но я исправляюсь.

Хотела было уже развернуться и в Академию уйти, вот только женишок бывший за руки хватать взялся. Едва не прокляла его вдругорядь да посильней – благо Свирский с Потоцким скрутили князеныша и отшвырнули прочь. Ладим мы там али нет, а только студиозус студиозусу ближе, чем всякие пришлые.

Уж Рынский и плахой обидчикам грозился и виселицей. Откуда болезному знать было, что по шее надавали ему шляхтичи познатней него, а пререкаться он вздумал так и вовсе с принцем?

– Ты за него бы взаправду пошла? – Радомила недоумевает.

Пожала я на то плечами.

– Да вот пошла бы. Матушка больно хотела меня княгиней видеть. Сама знаешь, муж – явление временное. Тетка моя вон троих пережила.

Выжила.

– Захотела бы – и четвертый за первыми тремя воспоследовал. Да только во вдовицах ей повеселей.

Вошла я с подруженькой в ворота Академии, подбородок вверх вздернула. Конечно, с какой стороны ни глянь – нехорош женишок, а все ж таки недурно это, когда перед тобой князья на коленях в грязи ползают, для самолюбия дюже пользительно. Даже ежели князья тė и не самолучшие.

– Ты теперича у всех на устах будешь, Элька, - посмеивается Радомила лукаво. – Экая ты манкая – издали жениха к себе притянула.

Умеет же княжна языком молоть – заслушаешься.

– Видишь ты много – а разумеешь мало, – над подруженькой я потешаюсь. - Невестушка новая шляхетная Рынскому от ворот поворот дала, да ещё и хворь нашла нешуточная после фортеля его.