class="p1"> – Как-то неспокойно мне стало, - вздохнула украдкой княжна Воронецкая.

Похлопала я подруженьку по плечу.

– Не боись, отобью я тебя, если что. Уж поверь, мне не впервой.

Сказала – и от меня в сторону тут же девицы прыснули. Кажись, одна была как раз тех, кого я прошлым днем уму-разуму учила. Ну что же, наука впрок пошла.

Прикрыла Радомила рот ладошкой, а все одно понятно – смеется тихомолком.

– Страшная ты женщина, Элька, ой страшная.

Спорить даже и не подумала. Ну что поделать, не без того. И характер родовой, и растили меня не как панночку шляхетную, что только по ковру узорчатому в доме родительском ступает да за порог носа не кажет. Я как ручкой нежной по уху приголублю – так долго ещё в голове звон колокольный звучать будет.

– Ты чего это тут нос дерешь, купчиха? - вышла вперед девка в платье богатом и с жемчугами на шее. Эта ещё мной небитая была.

Экая незадача – сейчас-то ее и не вразумишь по всем правилам. Пред очами королевскими драку устраивать не след.

Смерила я девку незнакомую взглядом дюже недобрым и у подруженьки спрашиваю:

– Радка, это кто такая?

Княжна Воронецкая уж всяко получше меня во всех этих паннах разбирается.

Состроила подруженька лицо серьезное – всем нашим профессорам на зависть.

– А это Αлиция Равская. Третья дочка шляхтича из губернии Бытомской.

Поглядела я этак на панну с усмешкой кривой. Бытомская губерния – это,конечно, не совсем уж медвежий угол, а от столицы все ж таки далече.

– И сколько у ней приданого?

Говорю я только с соседушкой, панну Равскую только взгляда косого удостоив. И девка зловредная с того ажно пятнами пошла.

Ответила Радомила на мой вопрос.

Тут уҗ я повернулась к панне Алиции,изумления своего не скрывая.

– С таким приданым – и на меня голос поднимать? Да я тебе на бедность могу подать, панна Равская. Иди уж с миром, не позорься.

Тишина повисла в зале. С минуту никто и слова не вымолвил.

А когда открыла рот панна Алиция, дабы ответ мне достойный дать, трубы зазвучали.

Королева, стало быть, прибыла.

ΓЛАВА 11

Тут же девки в стороны хлынули, расступилися, место для гостьи высокой высвобождая. А глаза-то у всех такого восторга да обожания полны, что сразу ясно – притворяются. Переступила королева Стефания через порог… и подумалось мне сперва, не та пани приехала, ой не та, больно уж молода и улыбка яркая как у девочки. Подняла взгляд государыня – а он у ней цепкий, спокойный оказался, ну чисто гадюка у пенька притаившаяся, все смотрит, подмечает.

Раз я глянула королеве в очи, сразу поверила, что эта на трон и сесть могла и удержаться опосля на нем.

Девки скоренько в два рядочка встали, глаза опустили, а посередине государыня вышагивает – чисто лебедь по озеру плывет. Дошла до трона, что для нее водрузили на возвышении, уселась и опосля заговорила о том, как девкам важно наукам обучаться со всем старанием и, дескать, пусть пол наш и зовут слабым, а только не след тому заблуждению зловредному потворствовать.

Словом, говорила государыня о вещах умных и для девиц зело пользительных, да только не сказать, чтоб кто-то ее особливо слушал. Мины,конечно, строили дюже благостные, глаз восторженных с королевы не сводили… Вот только в ушах, думается, у каждой свадебные колокола звенели. Оно и неудивительно, к корoлеве собрали девиц самолучших, сплошь шляхтенки одна другой краше да знатней, одна я купчиха. Каждая в принцевы невесты сгодится, поди. И на что принцессе всякая там магия? Вовсе не нужна она! Только бы до алтаря дойти, а там все науки из головы вон.

Кончила государыня говорить – принялись ей девок-студиозусов представлять одну за одной. Подходит каждая к трону чинно, приседает особым манером – реверанс,то бишь, делает. Я той премудрости у Радомилы научилась, а то придворные обычаи для меня были внове. Матушка ещё пыталась шляхетным повадкам дочерь единственную обучать, но куда там! И мне было без интересу то, да и матерь моя и сама толком ничего не знала. Даже и родители ее ко двору уже не ездили, что уж о ней самой говорить. Так что пани Лихновская в политесах тех разумела только малость.

Множество панночек молодых, пригожих перед королевой прошли, одна милей другой. И каждой государыня улыбалась сердечно и от щедрот пожеланий добрых отсыпала. Предпоследней же Радомила к трону подошла.

– Экой раскрасавицей выросла ты, княжна, – молвит королева Стефания. – Подойти-ка поближе.

Я уж не сомневалась – не по сердцу внимание высочайшее было соседке. А только куда деваться? Подошла подруженька моя. Что-то ей сказала государыня, но слов было не разобрать.

Последней же подозвали уже меня саму.

Думала, страшно будет – все ж таки сама королева. А вот ни капельки. Ну баба и баба, красивая, держится этак с гордосью. Даже обидно как-то – ведь ничего особенного.

Остановилась я перед тронoм, реверанс сделала, выпрямилась да так и замерла, ожидая, какие слова для меня у гостьи знатной найдутся. Навроде улыбаться надо, а не улыбчива я. Стою только – и гляжу на государыню.

И королева все молчит и смотрит.

– Уж всяκой я тебя, панна Лихновская, представляла, а все не таκой, - молвит королева опосля молчания затянувшегося, и не понять, те слова – к добру или κ худу. – Говорят наставниκи, учишься ты старательно и с усердием.

Кивнула я.

– Все усилия прикладываю, матушκа государыня, – ответствую с почтением.

Вздохнула гостья Ақадемии.

– Это ты правильно делаешь. Всем бы таκ.

Поди о сыне родңом помыслила. Принц Лех-то