Честно говоря, я уже нисколько не сомневался в реальности существования Спящего Бога. Он так четко вписывался в общую структуру мира, состоящего из множества сфер, что рассказ Северного Оленя не вызывал у меня особых сомнений. Понятно, что всей истины Посланник выдать не мог, что-то он наверняка утаил, может, даже нечто важное, но процентов на восемьдесят правды можно было рассчитывать.

«Уничтожение мира сродни самоубийству, — подумал я. — Кроме того, миллиарды людей что-то могли не успеть, не доделать. Может, что-то важное, как им кажется. Нет, Не смогу я стереть этот мир ластиком. Хотя Северный Олень молодец, нашел подходящую кандидатуру. Бывшего профессионального убийцу. И Кириллу он тоже предлагал этот вариант не случайно. Кирилл ведь тоже когда-то был снайпером».

Я вспомнил несчастного опера, коряво ведшего протокол моего допроса. Как он говорил? Чем я, мол, хуже бывшего снайпера? Сейчас мне хотелось позвонить ему и переписать на него всю рекламную империю, доставшуюся от Кирилла. И ведь это был бы выход, кроме шуток. Передав дела другому, я мог освободиться не только от денег, но еще от обязанностей и долгов, которые не радовали меня. Останавливало только одно — мы с Катькой сняли отличный фильм и мне хотелось пробить им стену засохшего дерьма, которая возникла между производителем и потребителем. Не сама возникла, конечно. Ее десятилетия строили воры, которые сначала собирали партийные взносы, ничего не давая взамен, а теперь присосались к нефтяной трубе, словно нефть может принадлежать кому-то лично. Они скрупулезно и тщательно создавали условия, в которых выгодно производить только никчемный товар. Так что в чем-то Катька безусловно права. Чтобы сделать хороший товар, надо наплевать на выгоду. Надо быть изначально богатым и духовно свободным, чтобы делать что-то хорошее. Но сейчас я хотел доказать, что при определенных раскладах хороший товар еще и выгодно производить.

Хотя в общем-то у нас с Катькой уже почти не осталось сил на продвижение нашего фильма. Второй мы начали снимать от безысходности, уже так, как того требовал рынок. Однако Бабуин обещал мне контракт с Первым каналом, а это могло коренным образом изменить ситуацию. Они на Первом сами могли не знать, какой рычаг дают мне в руки. Пусть они хоть чуть-чуть ослабят оборону, пусть подумают, что меня можно купить. Пускай. Мы с Катькой сделаем вид. Мы уже научились. Но если у меня получится хоть на сантиметр просунуть лом в трещинку, от этой стены камня на камне не останется.

Я внезапно подумал, что ребята Эдика со вчерашнего дня без горячей пищи. Надо бы им обеспечить возможность поесть по-людски. Чувствуя себя уже значительно лучше, я взял рацию и попытался вызвать начальника группы. Однако эфир молчал. У меня это сразу вызвало нехорошее предчувствие.

Задумался я лишь на секунду. Несмотря на остатки похмелья, в критической ситуации мозги работали вполне прилично. Первой мыслью было рвануть в холл, где сидели, не спуская взгляда с двери, двое охранников. Однако я от нее отказался. Если кто и проникнет в дом, то только через главный вход, а встречаться с непрошеным гостем я пока не был готов. Только японские каратисты из анекдота прыгают голыми пятками на острую саблю. Я не сторонник таких радикальных методов. Я человек простой, не отягощенный излишней физической формой, а потому с подросткового возраста предпочитал таскать в кармане свинчатку на всякий случай. Уличная драка — это вам не Олимпийские игры. А уж если за тобой охотится киллер, то и подавно.

Поправив очки на носу, я встал с дивана и вскарабкался по деревянной лесенке в мансарду. Это было нежилое помещение. У Катьки там располагалась студия звукозаписи, а у меня сейф. Не тот, что с деньгами, а тот, в котором хранилась подаренная на прошлый день рождения двустволка. Деньги мы на банковском счете держим, в сейфе им было бы тесно. А вот двустволке — нормально. Хотя стоила она, судя по уверениям оценщиков, больше двухсот тысяч долларов. Топ-менеджер сети оружейных магазинов презентовал мне это ружьишко в знак признательности за хорошо организованную рекламную кампанию. Был этот древний штуцер десятого калибра произведением видного немецкого мастера, имел инкрустированное золотом цевье из ореха и окованный полосой черненой бронзы приклад. Весьма внушительная, надо признать, штуковина, как по габаритно-весовым характеристикам, так и по количеству вложенного труда и таланта. Хотя в данный момент, если честно, меня больше заботили боевые качества этого слонобоя.

Пробравшись через заставленную звуковой аппаратурой студию, я открыл цифровой замок сейфа и вытащил тяжеленный штуцер. То, что он стреляет, я знал доподлинно, поскольку об этом прямо говорилось в прилагаемом к оружию сертификате. К тому же вместе с ружьем мне были вручены две коробки патронов десятого калибра, снаряженных волчьей картечью. Если бы Бабуина не из газульки приложили вчера в полуволчьем состоянии, а из этого монструозного устройства, то сводить меня с Первым каналом скорее всего было бы уже некому.

Разорвав картонную упаковку, я распихал звонкие латунные патроны по карманам, переломил ружьецо и зарядил оба ствола. Патроны плотно встали на место. Вытолкнутый ими воздух коротко пропел в стволах нотой «фа». Сталь безупречная — плохой материал так не звучит.

Замкнув казенник, я взвел оба курка и медленно, осторожно пересек студию. Очки на носу придавали уверенности, я не боялся быть застигнутым врасплох, но расслабляться не стоило все равно. Штуцер весил килограммов шесть, не меньше, а я за год успел отвыкнуть от тяжести оружия в руках. Кроме того, сильно сказывалось похмелье, и даже выплеснувшийся в кровь адреналин не мог его унять окончательно. В общем, не в лучшей форме я был, не в лучшей.

Ступеньки скрипнули под босыми ногами, я положил палец на спусковой крючок и спустился в гостиную, стараясь вертеть головой, как летчик во время воздушного боя. Меньше всего мне улыбалось еще раз получить крисом по спине. Так бочком, держа ружье у бедра, я пересек комнату и скользнул в коридор, ведущий в холл. Мне не терпелось посмотреть, что творится у входа. На диване зазвонил телефон, но я был далек от мысли бежать отвечать на вызов. Еще несколько шагов, и я увидел диван, на котором мирно сидели оба охранника. Увидев меня, один из них схватил со столика очки и напялил на нос.

— Я же не велел снимать очки! — рявкнул я на него.

— Простите, шеф. Я только из сортира вернулся.

— Боялся, что в очках мимо унитаза попадешь? Тебе Эдик мало платит?

— Много, — сконфузился громила, поглядывая на штуцер у меня в руках.

Я физически чувствовал его мысли. Вот, думает, ссыкливый наниматель какой. Сам в очках спал, ружья из рук не выпускает и другим покоя не дает. Еще и стуканет теперь боссу, а тот вышвырнет на улицу и придётся идти охранником в «Дом книги» на Калининском.

— Ну так отрабатывай денежки, — посоветовал я. — Почему старший группы не отвечает?

— Я не в курсе. Могу связаться, если надо.

— Свяжись.

Он взял рацию и вызвал начальника. Тот не ответил.

— Пойти посмотреть? — спросил охранник.