class="v">Ужели не блаженство – умереть,

Без муки ускользнуть из бытия,

Пока над миром льется голос твой…

        Ты будешь так же петь

Свой реквием торжественный, а я —

Я стану ком земли глухонемой.

Мне – смерть, тебе – бессмертье суждено!

Не поглотили алчные века

Твой чистый голос, что звучал равно

Для императора и бедняка.

Быть может, та же песня в старину

Мирить умела Руфь с ее тоской,

Привязывая к чуждому жнивью;

        Будила тишину

Волшебных окон, над скалой морской,

В забытом, очарованном краю.

Забытом!.. Словно стон колоколов,

Тот звук зовет меня в обратный путь.

Прощай! Фантазия, в конце концов,

Навечно нас не может обмануть.

Прощай, прощай! Печальный твой напев

Уходит за поля… через листву

Опушек дальних… вот и скрылся он.

        Холмы перелетев…

Мечтал я – или грезил наяву?

Проснулся – или это снова сон?

Ода Меланхолии

О нет! к волнам летейским не ходи,

От белладонны отведи ладонь,

Гадюк, уснувших в чаще, не буди

И Прозерпины горьких трав не тронь.

Не надо четок тисовых, ни той

Ночной Психеи, «мертвой головы»,

Чтобы печали совершить обряд,

Ни пугала пушистого совы —

Они затопят разум темнотой

И сердце страждущее усыпят.

Но если Меланхолии порыв

Вдруг налетит, как буря с высоты,

Холмы апрельским саваном укрыв,

Клоня к земле намокшие цветы,

Пусть полный кубок розы утолит

Печаль твою – иль моря бирюза,

Или на склонах дюн – волны узор;

И если госпожа твоя вспылит,

Сожми ей руку, загляни в глаза,

Не отрываясь, выпей дивный взор.

В нем Красоты недолговечный взлет,

И беглой Радости прощальный взмах,

И жалящих Услад блаженный мед,

В яд обращающийся на устах.

О, даже в храме Наслажденья скрыт

Всевластной Меланхолии алтарь,

И всяк, чье нёбо жаждет редких нег,

Поймет, вкусив, что эта гроздь горчит,

Что счастье – ненадежный государь, —

И душу скорби передаст навек.

Ода праздности

Они не трудятся, не прядут.

Однажды утром предо мной прошли

Три тени, низко головы склоня,

В сандалиях и ризах до земли;

Скользнув, они покинули меня,

Как будто вазы плавный поворот

Увел изображение от глаз;

И вновь, пока их вспомнить я хотел,

Возникли, завершая оборот;

Но смутны, бледны силуэты ваз

Тому, кто Фидия творенья зрел.

О Тени, я старался угадать:

Кто вас такою тайною облек?

Не совестно ль – все время ускользать,

Разгадки не оставив мне в залог?

Блаженной летней лени облака

Шли надо мной; я таял, словно воск,

В безвольной растворяясь теплоте;

Печаль – без яда, радость – без венка

Остались; для чего дразнить мой мозг,

Стремящийся к одной лишь пустоте?

Они возникли вновь – и, лишь на миг

Явив мне лица, скрылись. День оглох.

Вдогонку им я прянул, как тростник,

Взмолясь о крыльях, – я узнал всех трех.

Вожатой шла прекрасная Любовь;

Вслед – Честолюбье, жадное похвал,

Измучено бессонницей ночной;

А третьей – Дева, для кого всю кровь

Я отдал бы, кого и клял и звал, —

Поэзия, мой демон роковой.

Они исчезли – я хотел лететь!

Вздор! За Любовью? где ж ее искать?

За Честолюбьем жалким? – в эту сеть

Другим предоставляю попадать;

Нет – за Поэзией! Хоть в ней отрад

Мне не нашлось – таких, как сонный час

Полудня иль вечерней лени мед;

Зато не знал я с ней пустых досад,

Не замечал ни смены лунных фаз,

Ни пошлости назойливых забот!

Они возникли вновь… к чему? Увы!

Мой сон окутан был туманом грез,

Восторгом птичьим, шелестом травы,

Игрой лучей, благоуханьем роз.

Таило утро влагу меж ресниц;

Все замерло, предчувствуя грозу;

Раскрытый с треском ставень придавил

Зеленую курчавую лозу…

О Тени! Я не пал пред вами ниц

И покаянных слез не уронил.

Прощайте, Призраки! Мне недосуг

С подушкой трав затылок разлучить;

Я не желаю есть из ваших рук,

Ягненком в балаганном действе быть!

Сокройтесь с глаз моих, чтобы опять

Вернуться масками на вазу снов;

Прощайте! – для ночей моих и дней

Видений бледных мне не занимать;

Прочь, Духи, прочь из памяти моей —

В край миражей, в обитель облаков!

Ода Психее

К незвучным этим снизойдя стихам,

Прости, богиня, если я не скрою

И ветру ненадежному предам

Воспоминанье, сердцу дорогое.

Ужель я грезил? или наяву

Узнал я взор Психеи пробужденной?

Без цели я бродил в глуши зеленой,

Как вдруг, застыв, увидел сквозь листву

Два существа прекрасных. За сплетенной

Завесой стеблей, трав и лепестков

Они лежали вместе, и студеный

        Родник на сто ладов

Баюкал их певучими струями…

Душистыми, притихшими глазами

Цветы глядели, нежно их обняв;

Они покоились в объятьях трав,

Переплетясь руками и крылами.

Дыханья их живая теплота

В одно тепло сливалась, хоть уста

Рукою мягкой развела дремота, —

Чтоб снова поцелуями без счета

Они, с румяным расставаясь снова,

Готовы были одарять друг друга…

Крылатый этот мальчик мне знаком;

Но кто его счастливая подруга?

В семье бессмертных младшая она,

Но чудотворней, чем сама Природа,

Прекраснее, чем Солнце и Луна

И Веспер, жук лучистый небосвода;

Прекрасней всех! – хоть храма нет у ней,

        Ни алтаря с цветами,

Ни гимнов, под навесами ветвей

        Звучащих вечерами;