— И вы сделали абсолютно точный его портрет! — восклицает Литературовед. — «Почему у нас не зеленая кровь?» Этот абсурдный вопрос великолепно характеризует его.

На следующий день все трое собираются в комнате у Литературоведа.

— А знаете, говорит Поэт-Криминолог, — ваши воспоминания о семье Найев не только продвигают наше расследование, но и совсем неожиданно привносят покой туда, где давно поселилась безысходность. Теперь я каждый вечер, вернувшись домой, пытаюсь развлечь свою жену подробными рассказами, услышанными от вас. «И что было сегодня?» — спрашивает она, как только я переступаю порог нашего дома. — «Сегодня, — отвечаю я, — Литературовед приоткрыл нам «водное окно». Но мне кажется, он умалчивает о том, что происходило между Францем и Лотой».

— Ошибаетесь, — улыбается Литературовед, — просто я до сих пор не уверен в некоторых вещах. Правда, этой ночью я узнал много нового о Франце и Лоте. Ее дневник нам рассказывает удивительную историю любви.

— Постойте-постойте, вначале я хочу выразить вам свою признательность. Моя жена заметила, что, как только я начинаю рассказывать о семье Найев, как только произношу «литературное семейство», наш сын начинает прислушиваться и забывает о своем старом тапке. Это необъяснимо, но мы уверены, что он тянется, напрягается и слушает, слушает. Нет, вы представьте, что этот ребенок, который почти все время хнычет, вдруг начинает покачивать головой и улыбаться на свой манер. Вчера вечером, когда я вернулся домой, он неожиданно разволновался и кинул в меня своим тапком. «Давай, рассказывай, — попросила жена глухим голосом, — рассказывай ему, посмотри: он весь внимание!» Не знаю, может, нам это только кажется и мы выдаем желаемое за действительное? Но это точно, что вот уже несколько дней он реагирует. И вчера вечером, когда мы с женой говорили об этой трагической гибели, наш ребенок, казалось, ловил каждое наше слово. Я, наверное, выгляжу смешным?

— Вовсе нет, — отвечает Литературовед. — Было бы здорово, если бы это расследование хоть кому-то пошло на пользу.

— У меня тоже каждый вечер кое-кто спрашивает: «И что дальше?» — признается Следователь. — Мы уже все превратились в пленника нашего Литературоведа. Но позвольте мне повторить: так что нового вы узнали о Лоте и Франце?

— Вчера, как я уже говорил, вы нарисовали очень точный портрет Франца. Он постоянно витал где-то в облаках, ставил перед собой абсурдные задачи, а решения, которые он находил, превращались в новые вопросы. Знаете, почему Франц сбежал в Гамбург? Чтобы быть как можно дальше от Лоты.

— Какой огромной интуицией обладают женщины! В тот день, когда спускали на воду «Уран», моя подруга… моя жена… сказала: «Что происходит или не происходит между Лотой и Францем?» Поскольку женщинам повсюду мерещатся чувства, я не придал значения ее словам. Но сейчас, когда все эти люди исчезли и нам нужно выяснить мотивы драмы, я хочу спросить вас: что вы написали о Лоте в своей книге?

— К сожалению, я уделил ей недостаточно внимания. Этой ночью я узнал из ее дневника удивительные вещи. Лота задыхалась в этой семье. Кроме того, она воровала у Карла деньги и под делывала счета, чтобы оплачивать ими «ясновидящего» из Парижа.

— О! — радостно восклицает Поэт-Криминолог. — Наконец появились деньги! Без денег не бывает настоящего романа. И до сих пор этой детали нам не хватало. Значит, она подделывала подпись мужа?

— Вот именно! Помните, я говорил, что она показывала мне в Париже толстую пачку денег? «Вы думаете, я неврастеничка? — спросила она в тот момент. — Не протестуйте. Я — неврастеничка. Мой муж — неврастеник, и его дети — неврастеники. В общем, мы все больные. Поскольку вы решили написать о нас, я хочу вам помочь. Я тоже когда-то начинала писать о «великом» Карле Найе, но эта работа так и осталась в Порт-о-Принс. На вашем месте я бы написала о себе так: «Лота Най — молодая женщина с очень сложным характером и настолько меняющимся настроением, что, пообщавшись с ней пару часов, вы больше не знаете, с кем имеете дело». Не смотрите на меня с таким смущенным видом и позвольте мне продолжить рассказ об этой глупой Лоте. «Сексуально не удовлетворена. Пока ее муж разъезжает по всему миру в погоне за призрачной славой, она ворует у него деньги и покупает на них ясновидящих, о чем он не догадывается». — Рассказывая, она плакала и смеялась, курила сигарету за сигаретой, что-то искала в своей сумочке, говорила, что задерживает меня, и боялась, что я уйду… Она выглядела очень волнующей и почти красавицей. «Прошу вас, — внезапно взмолилась она, — выбросьте эту идею из головы, не пишите про Найев! Вы не имеете права!» — «Не волнуйтесь! Хорошее исследование принесет всем пользу. Там, где слишком много славы, серьезная, скрупулезная работа…» Она не дала мне закончить и в отчаянии закричала: «Но из-за нее мы все умрем!»

— Как? — восклицает Следователь. — Эти слова имеют огромное значение!

— Ошибаетесь, — возражает Литературовед. — «Умереть» в ее лексиконе было самым обычным словом, выражающим то отчаяние, то необычайное легкомыслие. «Вы читали книги Розы?» — спросила она. — «Да, и кажется, все». — «А вы заметили, какое значение она придает смерти? Смерть в ее книгах никогда не является результатом чего-то, она никогда не использует ее в качестве литературного приема. В ее романах смерть повсюду, но она бессмысленна. Редко встретишь автора, герои которого все время рискуют умереть. Они живут, но в каждой фразе ты чувствуешь, что они внезапно могут умереть, просто так, без причины, просто потому, что смертны. Финал у нее всегда находится вначале, в каждой строчке подчеркивается, что жизненная драма уже завершилась, любое живое существо уже переживало свою смерть. Обычно считается, что любой сюжет, как и жизнь, имеет начало, развитие и так далее. У Розы — никогда! У нее живые — это умершие, возвращающиеся к жизни по мере чтения книги. На Гаити есть племена, которые живут вместе с мертвецами. Им дают имена, их можно потрогать, с ними разговаривают, танцуют, едят. Мир Розы похож на тот, что царит на Гаити. Это какой-то разрушенный мир. А ее книги оказывают разрушительное воздействие. Во всех ее произведениях, как и в жизнях героев, кроется скрытый смысл, но понять его можно лишь узнав, к чему приведет то или иное событие.

— То, что вы рассказываете, очень впечатляет, — прерывает его Поэт-Криминолог. — Представьте, что, приняв одно недостойное решение, я наметил себе конечную точку в ближайшем будущем. А теперь загадка «Урана» поколебала это решение, и я не знаю, как поставить эту конечную точку, после которой моя жизнь будет разрушена. Как жить, не зная, чем всё закончится? Может, это и есть загадка жизни? Раньше, до того как был найден «Уран», дрейфующий в море без своих таинственно исчезнувших обитателей, я знал, когда должен наступить решающий момент. А потом я дал себе отсрочку и упустил этот момент. И как теперь жить с ребенком, зная, каким будет его угасание и в каких страданиях оно пройдет?! О чем раньше мечтал я? О чем мечтали мы? Слышать смех ребенка в колыбели? Наслаждаться простыми радостями? Конечно, я поэт, я читал Толстого, Тургенева…

— Только не рассказывайте об этом ужасном Тургеневе! — восклицает со смехом Литературовед.